Лорд
Шрифт:
Тот вздрогнул, услышав мой голос, и быстро отвернулся, вернувшись к работе. Я же, натянув рубаху, поплёлся обратно к основной группе пленных. Пара конвоиров проводила меня скучающими взглядами и только.
Глава 3
— А он живой хоть, тетя Марина?
— Да живой, живой. Сердце сильно бьётся, и грудь вон вздымается. Ещё нас переживёт… если не убьют в войну.
— А крови-то сколько! Разве у людей столько её бывает? Ну, чисто с порося.
— Так с головы натекло, с неё родимой всегда так хлещет. Помню, как-то своего Ваську приложила садником
Женские голоса я слышал, как сквозь подушку на голове. Чувствовал, как меня кто-то неумело куда-то грузит, а потом везёт в тряской повозке. На какой-то колдобине телега подскочила особенно сильно, и я потерял сознание от вспышки боли в голове. Вновь пришёл в себя в темноте и в тишине, попытался открыть глаза, но ничего не увидел, будто зрение потерял. Но это вряд ли, некоторые признаки и опыт мага подсказывали, что я нахожусь в неосвещаемом помещении, а за стенами сейчас ночь.
Ещё у меня голова болела так, что едва сдерживался, чтобы не завыть в полный голос. Машинально попробовал использовать целебное заклинание, но резерв был пуст, как кружка алкоголика, пропившего все монеты в трактире.
Память зияла огромными провалами. Мне понадобилось немало времени, чтобы восстановить цепочку событий с момента начала экзаменационной недели и последующего провала в другую вселенную из-за диверсии тугодума-однокурсника. А вот как я оказался в этом месте и почему так плохо — не помню. Как ни старался, но эти события ускользали от моего сознания.
«Какой же мир этот недружелюбный-то, — подумал я. — Как попал в него, так сплошь неприятности сыплются на мою голову. И порой в прямом смысле».
Через пару часов темнота стала светлеть, сначала сменившись серостью, а потом полностью уйдя. При свете взошедшего светила я определил, что нахожусь в каком-то чулане или каморке со стенами из досок с большими щелями. Лежу на соломе, накрытой плотной тканью. И куском такой же материи укрыт до груди. Ткань чем-то была похожа на солдатский плащ. Возможно, это он и был.
Ещё чуть позже я услышал лёгкие быстрые шаги, которые приблизились ко мне. Рядом с каморкой они стихли, несколько секунд стояла тишина, а потом скрипнула дверь. Я медленно повернул голову вправо, в её сторону. Там увидел девушку в рубашке с высоким воротником, юбке до щиколоток и с платком на голове, из-под которого выглядывала длинная тёмно-русая коса.
— Ой, вы очнулись, товарищ командир?
— Кафэтся, — сказал я и тихо вскрикнул от боли в шее и нижней челюсти. Ещё и язык уколол об осколки зубов.
— Ой, я сейчас тётю Марину позову, — быстро сказала незнакомка и стремглав убежала, оставив дверь открытой. Я даже не успел попросить воды, чтобы утолить сильную жажду. Ждать её возвращения пришлось минут десять. Вместе с девушкой в мою каморку пришла женщина возрастом около сорока лет, одетая почти так же, как и её молодая спутница.
— Пить, — попросил я, стараясь по минимуму двигать челюстью и опухшим языком.
— Сейчас.
Названная тётей Мариной женщина помогла мне напиться, проявив немалую сноровку в этом деле. Или с лекарями работает, или доводилось немало возиться с малоподвижными пациентами.
— Фе я? — спросил я,
— В Жлыбинке. Это наша деревня, мы на севере от Полоцка. До города пару часов на машине ехать. А вас мы нашли восточнее от города, верстах в двадцати…
Если я правильно понял, то колонну с пленными, куда я попал из-за незнания реалий этого мира и возможностей его жителей, гнали от Витебска на запад. Потом, то ли я решил сам сбежать, то ли товарищи по несчастью сорвались в побег, то ли случилось что-то ещё вроде удара с воздуха по нашей колонне и приведшее, опять же, к побегу. Меня достаточно серьёзно ранило, женщины рассказали про запёкшуюся кровь в ушах, сообщавшую о контузии. К слову, такое повреждение объясняет проблемы с памятью. Но даже в таком состоянии я отмахал немалое расстояние по лесам и полям, пока не отключился под деревьями, где меня нашли женщины из Жлыбинки. Они сами шли из Витебска, который был захвачен немцами уже десять дней как. В городе стало слишком опасно, и они решили перебраться западнее к родным в деревню. Двигались лесами, как и я, так как на дорогах было опасно. Тут могли не только ограбить, но и с лёгкостью убить, а перед этим изнасиловать. И как я понял, последнее для местных женщин было страшнее смерти. Они готовы были умереть, чем снести такой позор.
Найдя меня, не все беженки согласились с предложением Марины Рожиной забрать с собой мою бессознательную тушку. А та, будучи матерью двух сыновей, служащих в данный момент где-то на флоте, была против того, чтобы бросить меня умирать в лесу.
Так я оказался в деревне.
Немцы здесь уже побывали и серьёзно отметились поступками: всех собак перестреляли, забрали почти всю домашнюю живность, подчистили амбары и кладовки. Также они назначили старосту из местных жителей, наняли на службу трёх мужчин, которых назвали полицейскими и вменили им следить за порядком в деревне и её окрестностях. В этом был небольшой плюс. Он заключался в том, что больше они здесь не появятся в ближайшее время. Надеюсь.
Два дня я отлёживался, пил, ел что давали, слушал рассказы и решал, что делать дальше. Первоначальный план, по которому я хотел присоединиться к победителю в этой войне, трещал по швам. С немцами, которые громили своего врага по всем фронтам — если верить их же заявлениям — я не хотел иметь никаких дел. Все наши встречи для меня заканчивались болью и унижением. Да, частью их являлась та форма, что я снял с летуна и надел на себя. Но это не оправдывает их поведение нисколько. Захватчики вели себя, как полные мерзавцы, как… как убийцы моей семьи! Те тоже не обратили внимания на простых людей и то, что они имеют более смуглую кожу и немного другой разрез глаз. И даже если тот след про тайный орден расистов не ложный — похожи в своих заявлениях и делах. Убили походя, и пошли дальше.