Лоскутная кожа
Шрифт:
– А? – запоздало отозвался Гримбо, потягиваясь и сладко причмокивая.
– Ты что, спал? Ты должен был следить!
– Зачем? – невпопад отвечал он, потирая глаза. Одеревеневшие движения, веточки и перья в волосах, тонкая корка льда на капюшоне – доктор выглядел жалко, как попрошайка на большой дороге. Их план, понял Волот, обречён на провал.
– Вдруг что-то изменится. Но теперь уже поздно. Бесполезно, – тусклым голосом объяснил охотник. – Надо возвращаться. Если повезёт, успеем до начала новых сражений.
– Или до подписания мира – с новыми
Костры на том берегу гасли один за другим. Промозглое утро заявило неоспоримые права на всё, сколько хватало взгляда, своей унылой серостью: все прочие цвета безоговорочно вторили природе. Оседающие хлопьями пепла столбы редеющего, почти на исходе, дыма простирали свои скрюченные пальцы над рекой. Тот берег стремительно растворялся в густом тумане.
– Может быть, – предложил Гримбо, с трудом поднявшись на ноги. Каждое неловкое движение отзывалось мерзким хрустом костей и неизменной кислой ухмылкой. – Просто перейдём границу? Как порядочные люди.
– Не пустят. Без бумаг нет. Твоя не подойдёт, отмечена подписью короля, о смерти которого мечтают засевшие в том лесу молодчики.
– Что мешает показать твой знак Ордена? Я думал, вас, защитников человечества, любят и уважают.
– Если бы. – Горечь и разочарование охотника не смог бы скрыть самый густой, не чета этому, туман на всём былом свете. Внезапно проснувшаяся злоба застряла в глотке сдавленным криком – Волот сгрёб окаменевшую на морозе траву в кулак. – Да и нет у меня никаких знаков! Я только ученик, забыл? Чёрт. Придётся вернуться и обойти реку. Крюк в несколько дней.
– И как ты должен был вернуться? – «В случае успеха», – про себя добавил Гримбо. Охотник подозрительно покосился на доктора и нахмурился. Только глухой не услышал бы в этом намёке ненавистный всем смысл. Интонацию триумфатора, который указывает тебе на очевидную, а потому обидную ошибку.
– У меня есть идея, – продолжил доктор, убедившись, что Волот не собирается отвечать. Он стоял над охотником, замёрзшим до полусмерти и уставшим, весело и злобно скалясь в улыбке. – Ты даже не представляешь, какая.
– Нет, – отрезал он, не желая даже слушать. Пустые безучастные глаза, не отвечавшие общему веселью Гримбо, не внушали доверия. Охотник поймал себя на мысли, что дрожит, но не от холода; единственным желанием стало уползти куда подальше, где тепло, сухо и нет этого ужасного взгляда. – Мы не будем это делать. Никаких убийств, грабежа, разбоя. Ничего такого.
– А как насчёт лжи, подлога и обмана? – Вкрадчивый голос доктора, воздух вокруг которого вдруг стал гуще и темнее, заглушил тревожный звон колокольчика. Обессиленному Волоту, не способному даже приподняться на локтях, оставалось лишь проигнорировать предупреждение амулета. – Брось, у мен… у нас нет времени обходить реку. Они очень длинные, Вол.
– Я не умею… Я не могу. Нет, – слабея на глазах, бормотал он. Вокруг всё плыло, звуки отдалённо доносились до его ушей, теряя по пути всякий смысл.
– Ты даже ничего не поймёшь, – послышалось откуда-то
***
– Что? – слипшиеся губы едва шевелились. Непроизвольно вздрогнул всем телом и, мгновенно пожалев об этом, схватился за готовую расколоться голову. Крошечные синие молнии, отголоски вчерашнего падения с коня, мельтешили перед глазами. Почувствовав тошноту, комом подкатывающуюся к горлу, он крепко зажмурился. День обещал быть долгим.
– Буцефал, – жалобно застонал он. Послышался приближающийся цокот копыт. Замерев возле поверженного хозяина, конь виновато заржал. – Ты что, сбросил меня с седла?
Щёку обдало горячим дыханием. Пушистая морда ткнулась в плечо, извиняюще фыркая.
– Ладно-ладно, – тихо засмеялся он, поглаживая нагло рыскающую по складкам одежды морду. Руки сами собой нашли свисающую уздечку. – Паршивец ты. Не могу злиться. Но приложил ты меня знатно.
Открыв глаза, он рывком взобрался в седло и, окончательно обессилев, привалился на широкую лошадиную шею. Буцефал, породистый рысак, большим умным глазом покосился на побелевшего лицом седока, будто проверяя, в порядке ли он.
– Всё нормально, – слабо прошептал он в мохнатое ухо. События прошлой ночи постепенно восстанавливались в памяти: запутанные лесные тропинки, гроза, ливень, удар молнии, дикое ржание, галоп – и, наконец, падение. – Шкура ты трусливая. Повезло нам упасть тут. Недалеко граница, там крепости и солдаты. А мог бы и не проснуться, прирезал бы какой разбойник. А тебя на мясо. Кто тогда бы доставил письмо Гильдии? Потом говорили бы, что Волот не держит обещания. Эх ты… Ладно, поехали?
Игриво заржав, будто от души засмеявшись, Буцефал понёс его в сторону затерянной в лесу дороги. Внезапно охватившее Волота сомнение, укол в живот, заставило его обернуться. Густой, как молоко, туман, теряющаяся в нём река, плеши примятой травы, которые отмечали следы его невольной лежанки, – всё было как обычно.
Кроме такой же проплешины, словно бы продавленной вторым телом.
Волот нервно сглотнул и растерянно уставился на мохнатую холку коня, бредущего без всякого понукания строго в нужную сторону.
– Буц, ты… Ты что, спал рядом? – догадался Волот, почувствовав невероятное облегчение. – Чтобы я не замёрз насмерть? Умная скотинка! Хороший, хороший. Вот, держи яблочко.
Глава 7
Шёлковые травы полей колыхались, точно море, волнуемое ветром и подводным течением. Где-то вдали чернел силуэт мельницы, вокруг которой серебрилась призрачная дымка, свидетельствующая о том, что её жернова вращались благодаря неспешному потоку долинной реки, от которой и поднимался туман.