Лоуни
Шрифт:
Пока я смотрел фотографии, кто-то вышел из гостиной и тихонько постучал в дверь комнаты отца Бернарда. По характерному сопению я понял, что это была миссис Белдербосс.
— Приветствую вас, преподобный отец, — сказала она, когда дверь открылась.
— Миссис Белдербосс? — удивился священник.
— Эстер говорила вам об исповеди?
— Да-да.
— Можно войти, преподобный отец?
— Да, входите. Но вы точно сейчас хотите? Уже поздно.
Голос миссис Белдербосс упал до шепота:
— Я знаю, но Рег спит на диване. И я подумала, что у меня как раз есть возможность.
Миссис Белдербосс вошла в комнату отца Бернарда и закрыла дверь. Я притаился, стараясь услышать, что там происходит, но до меня доносилось только неразборчивое бормотание. Даже на нижней площадке лестницы голоса звучали приглушенно. Я осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет, и проскользнул в шкафчик, где хранился хозяйственный инвентарь. Устроившись между щетками и швабрами, я мог отчетливо слышать разговор. Стена между шкафчиком и комнатой отца Бернарда была сделана из фанеры, и там, где сырость покоробила дерево, образовались щели, сквозь которые в шкафчик проникали узкие полосы света.
Я не хотел оставаться здесь. Такой безнравственный поступок был равносилен падению в пропасть. Слушать исповедь миссис Белдербосс было бы то же самое, что смотреть, как она раздевается. Но теперь, когда я надежно укрылся здесь, мне было бы трудно выбраться отсюда без шума, и я рассудил, что лучше затаиться и подождать, пока они закончат. Я с трудом мог представить, чтобы миссис Белдербосс было много в чем признаваться.
Я услышал звяканье металлических колец — это отец Бернард задернул занавеску вокруг умывальника.
Миссис Белдербосс прочитала молитву о прощении, и отец Бернард спросил:
— О чем вы хотите мне рассказать?
— О Реге, преподобный отец, — ответила миссис Белдербосс.
— Слушаю вас.
— Я беспокоюсь о нем.
— Почему же?
— Он не спит, преподобный отец. Я имею в виду, дома. Он долго лежит, таращится в потолок, потом встает и уходит.
— Куда же он идет?
— Ну, в этом все дело. Я спрашивала его, но он не отвечает, во всяком случае, не до конца. Он просто говорит, что не может спать и выходит пройтись, чтобы выбросить все мысли из головы. Выбросить какие мысли? Я спрашиваю его, а он меняет тему разговора или сердится на меня.
— Дело, по-видимому, в его брате?
— Вы говорите об отце Уилфриде? Нет. Я так не думаю. Рег бы сказал, если бы это его тревожило. Если уж на то пошло, он занял необыкновенно философскую позицию, когда его брат скончался.
— Вы понимаете, миссис Белдербосс, часто бывает трудно объяснить, как мы чувствуем себя, когда умирает кто-то из близких. Даже тем, кого мы любим. Люди могут надевать маску, притворяться. Уилфрид ведь ушел совершенно неожиданно. Возможно, мистер Белдербосс не совсем смирился с этим. Скорбь в любом случае — чувство совершенно особенное и в сочетании с потрясением может длиться очень долго, прежде чем с ним удастся справиться.
— Он уже целый месяц такой. Бог знает, что соседи подумают.
Последовало молчание, потом отец Бернард спросил:
— В чем именно вы хотите исповедаться, миссис Белдербосс?
— В общем, — начала женщина, — я так беспокоилась за мужа,
— Да, продолжайте.
— Ну, я пошла в аптеку узнать, нет ли у них чего-нибудь, что могло бы помочь моему бедному мужу.
— Не уверен, что понимаю вас, миссис Белдербосс.
— Для Рега. Принять что-нибудь. Чтобы он мог заснуть.
— И что, дали?
— Да. Только Рег не принимал лекарство, вот так. Вы же знаете, какой он.
— Да.
— Так что я растолкла пилюли и высыпала ему в его Хорликс[13].
Отец Бернард прокашлялся.
— Я чувствую себя ужасно, преподобный отец, но я не могла больше выносить это. Я боюсь, когда Рег уходит. Понимаете? Это случается, ведь так? Всегда начинается с таких вот мелочей… Говорят, нужно следить за предупреждающими сигналами, ведь так?
— И как, помогло? — спросил отец Бернард. — Я имею в виду лекарство?
— Это была первая нормальная ночь Рега за несколько недель, но меня все время гложет вина, и теперь я не могу заснуть. Я ведь нехорошо поступила, правда, преподобный отец?
— Я бы так не сказал, миссис Белдербосс.
— Но я подмешала снотворное собственному мужу.
— Миссис Белдербосс, — улыбнулся отец Бернард, — когда я смотрю на вас и вашего мужа, я вижу любовь, которую Господь желал бы дать всем нам, если бы только это было возможно. В вашем сердце нет злого умысла. Самая страшная ваша вина — что вы немножко впали в отчаяние, а это участь очень многих, поверьте. Идите прочитайте молитву по четкам и попросите Господа о помощи и терпении с Регом. Он сам скажет вам, что с ним, когда придет время.
— Вы уверены, что мне больше ничего не надо делать?
— Совершенно уверен.
Последовало молчание, потом отец Бернард снова заговорил:
— У вас немного разочарованный вид, миссис Белдербосс.
— Нет, преподобный отец.
— Вы ожидали, что я скажу что-то еще?
— Нет. — Миссис Белдербосс секунду помолчала, потом вздохнула: — Ах, не знаю. Возможно, вы правы насчет Уилфрида, преподобный отец. В конце концов, всего несколько месяцев прошло. И ушел его брат, как вы говорите, совершенно внезапно.
— Точно.
— Он ведь устанет слоняться с места на место, правда, преподобный отец? Как только перестанет так расстраиваться.
— Не сомневаюсь, так оно и будет, миссис Белдербосс. Все еще слишком свежо в его памяти, должно еще пройти время. Вряд ли у людей меняются чувства по отношению к умершим, но сила чувств, без сомнения, ослабевает, если дать пройти какому-то времени. Я сильно тосковал по матушке и отцу, когда они ушли, так сильно, что даже не мог думать о них. Прошло немало времени, прежде чем я смог говорить о них. Теперь мне воспоминание о них приносит радость, я чувствую себя очень близким им, и я знаю, что они на самом деле никуда не ушли. Это чувство не лишено сходства с нашими взаимоотношениями с Богом, миссис Белдербосс. Как там у Иешуа?