Лоуни
Шрифт:
* * *
Поскольку все сидели дома, в «Якоре» стала все больше ощущаться нехватка места, и в ожидании перемены погоды народ разбредался из гостиной в поисках хоть какого-нибудь личного пространства. Мать, мистер и миссис Белдербосс, отколовшись от других, занялись исследованием дома в надежде откопать какие-то приличные столовые приборы взамен той потемневшей утвари гигантского размера, которой мы до сих пор были вынуждены пользоваться. Родитель отправился
И только отец Бернард рискнул выйти наружу — взяв с собой Монро, он отправился на длительную прогулку, с которой возвратился уже ближе к вечеру.
Я на кухне заваривал чай для Хэнни, когда священник, насквозь промокший, вошел в дверь. Вода лила с него ручьями. Он снял кепку и выжал ее на ступеньках. Монро сел неподалеку, смаргивая дождевую воду и тяжело дыша.
— А я-то думал, что милостивый Господь обещал не затапливать больше мир, — провозгласил отец Бернард, вешая пальто с обратной стороны двери. — Надеюсь, ты уже начал строить ковчег, Тонто.
Он взъерошил пальцами волосы и указал Монро на угол, где на полу было постелено старое одеяло.
— Твоя мать, я вижу, много работает, — сказал отец Бернард, вытирая руки и направляясь к плите, где Мать поставила тушиться какое-то блюдо.
Он поднял крышку, и лицо его покрылось капельками влаги.
— Храни нас Господь, — сказал он. — К счастью, у меня железная воля, иначе я бы уже орудовал ложкой, так что ты бы и глазом не успел моргнуть.
Появилась Мать и закрыла за собой дверь.
Отец Бернард снова накрыл крышкой кастрюлю и улыбнулся:
— Благослови вас Бог, миссис Смит. Мой старый учитель в семинарии всегда говорил, что накормить священника — это лучший способ восхвалить Господа. Представьте, я даже не уверен, на чьей вы стороне, если подвергаете меня такому искушению.
Мать сложила руки на груди:
— Мы задавали себе вопрос, преподобный отец, знаете ли вы что-нибудь о мероприятиях в дождливые дни.
Улыбка на лице отца Бернарда померкла.
— Вряд ли.
— Когда слишком дождливо, чтобы куда-то идти, — сказала Мать, — отец Уилфрид любил собирать всех вместе на молитву в десять, в полдень и в четыре часа. Нужен строгий распорядок дня. Иначе все тут же начинают отвлекаться. Удивительное дело, что голодание может творить с людьми. Обеты нарушаются. Отец Уилфрид всегда убеждался, что мы верны той жертве, которую принесли во имя той, величайшей.
— Я понял, — сказал отец Бернард.
Мать посмотрела на часы.
— Уже почти четыре, преподобный отец, — продолжала она. — Еще есть время. Если только это не отвлечет вас от других необходимых дел.
Священник бросил на нее быстрый взгляд.
— Нисколько, все в порядке, — ответил он и вышел, чтобы обсушиться и переодеть брюки.
Мать
— Не надо торопиться, — говорила миссис Белдербосс, когда я открыл дверь, чтобы войти. — Он делает все, от него зависящее.
— Я уверена, что ему не было никакой необходимости отсутствовать так долго, — отрезала Мать.
— Собакам этой породы надо много двигаться, — заметила миссис Белдербосс.
— Так не нужно было брать с собой собаку, — возразила Мать.
— Как же он мог ее оставить? И к тому же, я уверена, мальчикам нравится играть с собакой, правда ведь?
Миссис Белдербосс посмотрела на меня и улыбнулась.
— Отец Уилфрид никогда бы не стал держать собаку. — Мать упрямо держалась за свое.
— Все люди разные, Эстер, — улыбнулась миссис Белдербосс.
— Может быть, и так, — ответила Мать, — но не собака меня волнует.
— А?
— Я уверена, что от него пахло вином, когда он только вошел.
— От отца Бернарда?
— Да.
— Я не думаю.
— Мой отец был пьяница, Мэри, — усмехнулась Мать. — И я хорошо знаю, когда воняет элем.
— Это ничего не значит.
— Я знаю, что я почувствовала.
— Ну, хорошо, Эстер, — уступила миссис Белдербосс. — Не расстраивайся.
Мать повернулась ко мне и нахмурилась.
— Вместо того чтобы слушать разговоры взрослых, — отчеканила она, — займись чем-нибудь полезным — камином, например.
Я поднялся, чтобы заглянуть в корзину с дровами в поисках полена, которого хватило бы до конца дня. Мать сидела положив ногу на ногу, ее лицо покраснело, глаза устремлены на дверь с тем же выражением, с каким она смотрела на дорогу в тот день, когда мы встретили Билли Таппера на автобусной остановке. Отец Бернард долго не возвращался.
Я уже знал, что дедушка был позором семьи, который Мать предпочитала не выносить на люди. Это же относилось к моему дяде Йену, который жил в Хастингсе с другим мужчиной, и к троюродному брату, который был дважды разведен.
Конечно, я много раз раньше спрашивал Мать о дедушке. Всем мальчишкам интересно знать как можно больше о своих дедушках. Но я по-прежнему знал очень мало о нем, помимо того что он был алкоголик и бездельник и что он потратил свою короткую жизнь взрослого мужчины на то, чтобы продолжать гробить в пабах угасающую печень, пока наконец однажды в субботу средь бела дня не помер в пивной «Красный лев», уткнувшись головой в пустые бутылки.
Наконец вошел отец Бернард. Лицо его было пунцовым после интенсивного растирания, волосы зачесаны назад. Он держал в руках Священное Писание, заложив большим пальцем нужную страницу с отрывком, который, как он, наверно, предполагал, должен его реабилитировать.
— Вы, наверно, замерзаете, преподобный отец, — забеспокоилась миссис Белдербосс. — Вот вам мой стул.
— Нет-нет, миссис Белдербосс, не беспокойтесь за меня, — улыбнулся священник. — Я ведь как ревень.
— Простите? — не поняла миссис Белдербосс.