Лоуни
Шрифт:
— Простите, преподобный отец?
— Иешуа, глава первая: «Будь тверд и мужествен. Не страшись и не ужасайся, ибо с тобою Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь». — Отец Бернард тихо засмеялся: — Простите, можно ли так жутко хвастаться знанием текстов? В школе меня заставили вызубрить все это наизусть.
— Вы, конечно, правы, преподобный отец, — вздохнула миссис Белдербосс. — В самой глубине души я знаю, что Уилфрид смотрит на нас сверху и охраняет нас, но просто он кажется таким… таким отсутствующим.
— Думаю, скорбь проистекает как раз из этого
— Да, это возможно, преподобный отец.
— Постарайтесь уснуть и поспите подольше, миссис Белдербосс. Я уверен, что утром вы поймете, что не все так плохо.
— Я постараюсь, преподобный отец. Спокойной ночи.
Я слышал, как женщина прошла мимо меня и поднялась по лестнице. Когда все затихло, я выбрался из шкафчика и вернулся в комнату. Перед тем как лечь спать, я еще раз подержал в руках винтовку.
Глава 7
Поздно ночью я слышал какие-то далекие голоса. Крики. Улюлюканье. Что-то вроде звуков боевого танца. Все это продолжалось несколько секунд, и я подумал, что мне все это снится. Но утром все только и говорили об этом за завтраком, который состоял из чудесного рагу — Мать начала готовить его, как только рассвело.
— Я потом так и не сомкнула глаз, — объявила миссис Белдербосс.
— Я бы не стал особенно волноваться на этот счет, — усмехнулся отец Бернард. — Вполне возможно, что это фермеры подзывали своих собак, да, Монро?
Он протянул руку и потрепал Монро за шею.
— В три утра? — засомневалась миссис Белдербосс.
— У фермеров свое время, Мэри, — заметила Мать.
— Лучше бы, как у всех, — улыбнулась миссис Белдербосс.
— Мне казалось, что звук как будто исходил со стороны моря, — сказал мистер Белдербосс. — Как, по-вашему?
Все пожали плечами и занялись чаем. Только мисс Банс выдала еще один комментарий.
— В Гласфиниде ночью стоит полная тишина, — заявила она.
Мать бросила на нее уничтожающий взгляд и принялась собирать со стола посуду.
Я ничего не сказал, к тому же я не мог быть уверен в том, что рев ветра за стенами дома в эти ранние часы не обманул мой слух, но, когда я лежал в темноте, я был уверен, что голоса доносились из леса.
Я размышлял, не следует ли мне догнать отца Бернарда, когда все уже выходили из столовой, и рассказать ему об этом, но в этот момент из кухни донесся грохот, и мы услышали крик Матери.
Я пошел в кухню посмотреть, что произошло, и увидел, что она нагибает Хэнни над раковиной, засунув пальцы ему в рот. Хэнни схватился за край таза. Блюдо, в котором было рагу, оставленное на вечер, расколовшись на части, валялось на полу, залитом подливой с кусками мяса.
— Выплюни, — повторяла Мать. — Избавься от этого.
Хэнни проглотил то, что у него было во рту, и Мать издала вздох досады и отпустила его.
Рядом со мной появился отец Бернард. Затем пришел Родитель.
— Что случилось, миссис Смит? — спросил отец Бернард.
— Эндрю ел рагу, — ответила Мать.
— Ему явно не удалось съесть много, —
— Я же говорила вам, преподобный отец. Он должен соблюдать пост, как все мы, — сказала Мать. — Это очень важно. Он должен быть полностью подготовлен.
— Не думаю, чтобы немножко овощей с мясом сильно повредили ему, Эстер, — заметил Родитель.
— Он съел половину, — возразила Мать, указывая на коричневую подливку, которую уже с интересом обнюхивал Монро.
Отец Бернард позвал собаку, но Мать пренебрежительно махнула рукой:
— Пусть ест, преподобный отец. Теперь уже все равно.
Хэнни принялся облизывать пальцы. И тут Мать, тяжело дыша, схватила его за руку и потащила к задней двери. Открыв ее навстречу струям дождя, она до тех пор запихивала пальцы Хэнни все глубже в глотку, пока он не вывернул содержимое желудка на ступеньки.
Я умыл брата в кухонной раковине и отвел его в спальню прилечь.
Я попытался уговорить Хэнни еще поспать, но он по-прежнему был возбужден и постоянно ходил в туалет. Каждый раз он возвращался оттуда все более бледным, с покрасневшими, воспаленными глазами. Наконец он сел на край моей кровати, гремя банкой с гвоздями.
— Где болит, Хэнни? — спросил я, прикасаясь к его вискам, лбу и макушке.
Он расположил руки на голове, образуя каску. Болело везде.
— Попробуй уснуть, Хэнни, — предложил я. — Тебе станет лучше.
Брат взглянул на меня, затем коснулся матраса.
— Хорошо, — сказал я, — но только недолго.
Я лег рядом с ним, и через несколько минут он захрапел. Я постарался как можно тише выбраться из кровати и вышел из комнаты.
Дождь перестал, последние капли воды стекали по старым водосточным канавкам, проложенным по булыжнику к массивной сточной решетке посередине двора.
Снаружи, как и внутри, «Якорь» производил впечатление места, которое жители многократно покидали. Места, обманувшего надежды и заброшенного. Стены, окружающие двор, развалились, превратившись в мозаику из камней разного размера, которые никто не мог сложить заново, поэтому разломы были просто затянуты проволокой. В углу можно было видеть небольшой сарай с жестяной крышей. Он был заперт, обнесен цепью, птичий помет обильно покрывал, его стенки. А дальше, за пределами двора, начинались огромные пустынные поля, так давно не возделывавшиеся, что ржавые плуги, культиваторы, сеялки, брошенные там еще с тех времен, когда мы только начали ездить в Лоуни, были почти полностью погребены под зарослями крапивы и терновника.
С моря дул порывистый ветер, словно проводя гигантской расческой по низкорослой траве и бросая в дрожь стоячую воду в крупных водоемах. Послышались какие-то звуки. Я обернулся. Рядом со мной стоял отец Бернард.
— Эндрю в порядке?
— Да, преподобный отец. Он спит.
— Хорошо.
Священник улыбнулся и кивнул головой в сторону моря:
— Вы раньше приезжали сюда каждый год?
— Да.
Он недоверчиво присвистнул:
— Не сказать чтобы здесь было много развлечений для мальчишки.