Ловец душ и навья невеста

Ярошинская Ольга

Луна на небе округлилась еще немного. Совсем скоро полнолуние, и оборотни будут сидеть в полицейском участке вместо того, чтобы нести патруль вдоль Червы.

Рихард быстро пошел вверх по улице, удаляясь от тихого дыхания реки, чей запах ему так и не удалось смыть с кожи. А еще этот голос… Он толком не понял — то ли услышал его снова, то ли потерял сознание от удушья, и это ему лишь померещилось.

Мирабелла ждала его у порога с раскрытой дверью. Кутаясь в длинный мужской халат, она кивнула и посторонилась, пропуская Рихарда в дом.

— У вас есть пистолет с серебряными

пулями? — спросил Рихард.

— Конечно, — кивнула она.

— Если после… процедуры я стану вести себя неадекватно — стреляйте.

— В вас? — уточнила Мирабелла. Рихард кивнул. — Определите точнее — что значит «неадекватно» в вашем понимании.

— Рвану на кухню обжираться, выхлебаю виски из бара или полезу к вам целоваться.

Мирабелла усмехнулась.

— Так я могла бы перестрелять половину мужского населения страны.

— Вы поймете, — сказал Рихард. — Но я искренне надеюсь, что ваш пистолет нам не понадобится. Где собака?

— Миклос! — зычно выкрикнула женщина.

— У вас очень сильный голос, — поморщился Рихард.

— Я, знаете ли, певица.

— До последнего сомневался.

— У меня будет пистолет, вы забыли?

Усатый мужик уже спешил к ним со смотанной пеленками Фифи на руках. Они прошли в кабинет. Мирабелла вынула из шкафа пистолет, спрятанный в одной из «Историй Рывни» в красной обложке, села в кресло, закинув ногу за ногу. Усатый ревниво проследил за оголившимися ножками и по-хозяйски поправил ее халат, спрятав округлые коленки Мирабеллы. Понятливо усмехнувшись, Рихард взял у него Фифи и поднес к себе.

Собачка была все еще здесь. Он видел яркий огонек ее души, словно далекий костер в ночном лесу. Но в ее глазах жила и тьма, становясь плотнее, обретая силу.

— Я вижу тебя, — произнес Рихард, и мрак быстро устремился к нему, протягивая темные щупальца, как спрут.

— И я вижу тебя, ловец…

***

Карна долго не могла заснуть: все прислушивалась к звукам дома, ждала, когда вернется ловец, а в итоге провалилась в сон. Когда в дверь постучали, Карна подхватилась, вскочила с кровати, зачем-то взяв фотографию Эдмона.

— Открой, Карна! — послышался голос ловца.

— Что случилось? — выкрикнула она, поставив фото назад. Обернувшись, взяла со спинки стула халат и быстро его надела, завязав пояс потуже.

— Карна, мне нужна твоя помощь.

— Ты в порядке? — она подошла к двери и сдвинула в сторону шпингалет, приоткрыла. Ловец стоял там, опершись рукой о косяк. — Ты прогнал жруна?

— Типа того, — хрипло ответил Рихард и быстро вошел в комнату.

Карна не успела и ахнуть, как он прижал ее к стене, обхватив шею пальцами. Она вцепилась в его ладонь, пытаясь оторвать ее от своей шеи, двинула кулаком в плечо — все равно что сбивать руки о камни. Лицо его во мраке комнаты казалось бледным пятном, черные глаза — два бездонных колодца.

— Мне нужно воспоминание, — просипел он. — Прямо сейчас. Яркое, сильное, светлое. Давай.

Его лицо оказалось так близко, что она почувствовала тепло его дыхания на своих губах, а потом — как упасть с высоты — провалилась в воспоминание, увлекая ловца за собой.

24.

В

коридорах института царил полумрак, и шаги Карны гулко отдавались под сводчатым потолком. А вот куратор Криста шла впереди бесшумно, как кошка. Маленькая, немного полноватая, с тугой гулькой пепельных волос на затылке и пушистыми завитками над шеей, она была одной из блюстительниц морали в институте, пожалуй, самой миловидной и, к счастью, не самой строгой.

— Он ждет меня в библиотеке? — спросила Карна, прекрасно зная ответ. Конечно, в библиотеке. Встречи студенток с посетителями мужского пола всегда проходили под статуей девственной Присциллы и под присмотром куратора. У самых дверей в библиотеку Карна придержала Кристу за плечо.

— Всегда хотела сказать: у вас чудесные волосы, — произнесла Карна. — Такие пышные, и оттенок редкий.

— Спасибо, — улыбнулась та. — С ними столько мороки.

Карна быстро вытащила из волос заколку — одну из любимых, серебряную, с голубым овальным камешком.

— Возьмите вот это… — предложила она, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — Крепкая, должна удержать даже ваши кудри.

Криста неторопливо взяла из ее рук заколку.

— Да, хорошая вещь, сразу видно. Что ж, пойду, примерю… Думаю, минут десять у меня это займет.

— Это настоящий топаз! — возмутилась Карна.

— Пятнадцать, — строго ответила Криста. — Не больше.

Она ушла назад по коридору, бесшумная и плавная, как кошечка, а Карна потянула на себя тяжелую дверь и скользнула внутрь. Эдмон стоял спиной к ней, под святой Присциллой, целомудренно удерживающей покрывало на груди. Услышав звук, он обернулся. Такой утонченный, что сердце сжалось от восхищения: безупречный узел галстука на белой рубашке, ни единой складки на брюках, в ботинки можно смотреться, как в зеркало.

— Любимая, — прошептал он. Преодолев несколько метров, разделяющие их, Эдмон склонился к ее руке. Теплое касание губ задержалось на коже куда дольше допустимого, но кто вообще выдумал все эти правила. Она запустила вторую руку в рыжие кудри, слегка липкие от средства для укладки, и Эдмон, выпрямившись, посмотрел на нее вопросительно. Карна сама шагнула к нему, потянулась к губам. Она так часто представляла — как это будет, и вот его губы наконец коснулись ее рта. Сначала легонько, почти щекотно, потом настойчивее. Руки Эдмона опустились на ее талию, обняли, на миг прижав к себе.

— А вдруг кто-то зайдет, — пробормотал он.

— У нас десять минут, — ответила она, увлекая его в небольшой закуток за книжным шкафом. — Может даже пятнадцать.

Ей хотелось большего, хотелось почувствовать себя любимой, желанной. Она так ждала этой встречи, и теперь ей нужно было нечто такое, что можно будет вспоминать следующий месяц, о чем мечтать перед сном, а может даже рассказать подругам. Она обняла его за шею, погладила плечи, а его руки скользнули по ее спине. Эдмон склонился к ней, глаза его потемнели, стали яркими, как изумруды, и поцелуй получился куда увереннее. Когда его язык тронул ее губы, она невольно задрожала, распахнула глаза шире.