Ловец душ и навья невеста
Шрифт:
— Что ты…
— Увидишь, — сказал он. — Знаешь, как в булочной дают кренделек перед покупкой целого пирога? Твоему песику нужна будка, так?
Фифи испуганно посмотрела на Карну, засвистела, и та ее почесала за ушком. А Уго развил бурную деятельность: открыл заднюю дверь, выходящую из гостиной в маленький дворик, вытащил туда доски, инструменты, стал разбирать хлам, скинутый в кучу у стены.
Карна вышла во двор, спустила Фифи на землю, и та осторожно подошла к Уго. Тот обернулся, погладил ее широкой короткопалой пятерней, едва не распластав по земле, но Фифи, пискнув, не убежала, а напротив —
— Никогда бы не подумала, что окажусь здесь, — задумчиво произнесла Карна. — Знаешь, в институте мы читали легенды об этой реке…
— Ты училась в институте? — неодобрительно глянул на нее Уго.
— А что, образование у жены не приветствуется?
— Зачем женщине лишние мысли в голове? — рассудил он, примеряясь топором к доске. — Кыш, крысеныш! — Фифи понятливо отскочила. — И что там в институтах врали про Черву?
— Будто она разделяет миры, и по ту сторону действуют совсем другие законы.
— Я родился на той стороне, — сказал Уго и ударил топором. — Потом, когда в Рывне стали принимать оборотней, наша семья перебралась. Я мало что помню из детства: шум леса, сладкие желуди. Мы с Харди тренируемся на том берегу, но в чащу не ходим. А шахтеры каждый день шастают через реку. Серебро само себя не добудет.
— Здесь богатые шахты?
— Весь город на них живет, — ответил Уго. — Если б не серебро, так и не было б Рывни. А про Черву бабуля сказывала. Что где-то в красном лесу, в самом сердце тумана лежит раненый поросенок, сын богини-матери. Бог-охотник пронзил его бок копьем. Священного поросенка нельзя убить, но копье было отравлено, потому и поправиться он не может. И вот лежит он, истекая кровью, и кровь эта, пропитанная ядом, — и есть Черва. А богиня, мать сущего, плачет, не в силах вытащить копье — ведь она есть добро и рождение, и оружие ей неподвластно. Слезы ее падают на рану, вскипают от яда и превращаются в туман над рекой…
— Священный поросенок, — повторила Карна. — А бог-отец в твоей вере есть?
Уго посмотрел на нее снисходительно.
— Я отведу тебя в общину. Познакомлю с теткой и старейшинами. Они тебя всему научат и все расскажут, если ты им, конечно, понравишься. Скажи, а ты с Харди, ну… У вас ничего не было?
Карна вспыхнула и повернулась к Уго.
— Ничего у меня с ним не было, и с тобой тоже не будет.
— Это ты еще не видела будку, — хвастливо возразил Уго, возле которого росла стопка подровненных дощечек. — Твой крысопес не захочет оттуда выходить.
Карна лишь покачала головой. Она нашла калитку — без всякого затвора и визжащую громко, как священный поросенок — и вышла со двора. Соседние дома стояли ближе к дороге, прижимаясь друг к другу, а дом ловца словно сделал шаг назад: чуть ближе к реке, чуть дальше от города. Правильнее было бы назвать Крыжовенный переулок тупиком, потому что тут Рывня заканчивалась.
Обернувшись и удостоверившись, что Фифи осталась с оборотнем и все так же увлечена строительством будки, Карна пошла вниз, к Черве. Прозрачная вуаль тумана висела над
Туман стелился над водой — словно еще одна река, только белая, и, послушная ветру, она текла в другом направлении. Сейчас очень легко было поверить, что Черва, огибающая провинциальный городок, и есть та река, по которой души усопших отправляются в другой мир. Красный лес шептал, и в его мерном шуме Карне чудились слова молитвы, которые она и сама, вспоминая любимых, повторяла так часто…
— Не подходи близко.
Карна ахнула и рефлекторно шагнула вперед, но ловец поймал ее за предплечье.
— Река подъедает берег, и иногда он сползает вниз целыми пластами, — пояснил Рихард. Выглядел он лучше, чем утром, и рука его была сильной.
— Как твое дело?
— Оно не мое, — ответил ловец. — А полиции. Что там делает Уго? Я получил какое-то путанное объяснение про пробный дом.
— Мы с ним женимся в апреле, — сообщила Карна. — Он так сказал. Сейчас строит будку для Фифи — как образец нашего с ним будущего дома.
— Мирабелла прислала собаку?
— Просила передать, что интервью прошло хорошо, но собака вызывает у нее негативные эмоции.
— Вот как.
— А наша с Уго свадьба тебя не удивляет?
— Ну, ты не захотела с ним спать за пять шендеров, так вряд ли согласишься выйти замуж из-за собачьей конуры.
Карна посмотрела на него укоризненно, и Рихард улыбнулся.
— Я голодный — жуть. Пошли в ресторан?
— Ресторан? — она отвернулась к реке, и прохладный ветер освежил лицо. — Рихард, надеюсь, это не свидание. Если ты думаешь, что после вчерашнего…
— Мы договорились забыть и не вспоминать.
Карна пытливо взглянула на него — черные непроницаемые глаза, вежливая улыбка… Поняв, что слишком долго смотрит на его губы, быстро отвернулась.
— Просто я решил, что у тебя должен быть выходной, — пояснил он. — Но если ты не хочешь в ресторан — тем лучше. Пойдем, приготовишь что-нибудь сама. Вот то рагу, к примеру. А я помогу — скажешь, что делать.
— Ладно, ресторан, — быстро согласилась Карна. — Только без Уго. Может, ты с ним поговоришь? Ты ведь его друг. Сможешь донести до него мысль, что наша свадьба не состоится, даже если он построит для Фифи целую улицу?
— Никогда не становись на пути у кабана, — сказал Рихард, взяв ее ладонь почти привычным жестом и положив себе на сгиб руки. — Это глупо и опасно.
— В принципе, можно оставить как есть, — кивнула Карна, шагая с ним рядом по полю и придерживая длинную юбку свободной рукой. Сухие травинки цеплялись за подол, царапали ноги. — Все равно я скоро уеду. Когда там твоя повторная проверка?
— Не знаю, — ответил Рихард. — Может, через месяц-два…
— Раньше ты говорил — пару недель!
— Рывня далеко от столицы, почта работает плохо…
Уго, увлеченный строительством, лишь кивнул им, зажав в зубах с пяток гвоздей. Он снял рубашку, оставшись лишь в майке без рукавов, и Карна поспешно отвела взгляд от массивных плеч, покрытых рыжеватой шерстью.