Ловец ласточек
Шрифт:
Лукия надломила прядь подлиннее — легко, как переламывают сухие травинки или тонкие карамельные леденцы, — сжала пальцы, разжала, и из её ладони высыпалась мелкая блестящая пыль. Точно так же крошились иголки багряных елей, погибших из-за дикой магии.
— Видишь? Чем дальше от корней, тем более они ломкие. Мне уже никогда не отрастить их до прежней длины. Впрочем, их нельзя никому показывать.
— Но мне ты показала… Почему?
Вместо ответа Лукия зашлась кашлем, её плечи мелко дрожали. Услышав стук, она тяжело поднялась и отперла дверь. В комнату заглянул Бертран.
— Кто-то идёт?
— Нет. Я
— Устала немного, только и всего. Уже довольно поздно.
— Лукия, у тебя жар. И ты не сказала? Мы бы отменили встречу, зачем же так себя изводить?
— Всё в порядке, правда. Мы уже закончили. Проводи Марту, ладно? Я тут справлюсь.
Она не сдержалась и снова кашлянула. Бертран посмотрел косо, но промолчал. Перевёл взгляд на меня. Смутившись, я заторопилась покинуть комнату. Как могла я не заметить самочувствия Лукии? От стыда кровь прилила к щекам, и голова закружилась от того, что я резко сорвалась с места. Но как бы мне ни хотелось поскорее уйти, стоило переступить порог, как ждавший своего часа вопрос пересёк сознание. Я замерла в нерешительности.
— Можно спросить кое-что напоследок?
— Конечно, — улыбнулась Лукия.
— Ты знаешь что-нибудь про пропавших странников? В рыцарских документах они значатся как ушедшие по Приглашению, но в действительности… есть вероятность, что они никуда не уходили. Я подумала, тебе может быть что-то известно.
— Пропавшие… — Она взволновано переглянулась с Бертраном. — Да, кое-что мне…
— Оставим этот разговор на потом, — оборвал Бертран. — Лукии нужно отдыхать.
Пусть и слегка, но я расстроилась, что не получила ответ. Конечно, с моей стороны было бы грубо мучать Лукию дальше. Однако я не могла знать наверняка, когда мы встретимся в следующий раз. Отчего-то я боялась, что это случится нескоро.
— Лучше тебе бросить это, Марта, — сказал Бертран, пока мы шли коридорами дворца.
— Бросить что?
— Я понимаю твоё любопытство, но, для твоего же блага, перестань копать в этом направлении. Неужели Мария не говорила, что вас это не касается?
— И что, если говорила? По-твоему, махнуть рукой и забыть будет правильно?
— Неправильно. Конечно, это неправильно. Но если ты продолжишь сейчас, — Бертран вдруг наклонился к моему уху и шепнул: — станешь ещё одной пропавшей.
По телу пробежала дрожь. Слова застряли в горле вместе с воздухом.
— Извини. — Бертран коснулся моей спины и подтолкнул вперёд. — Но иначе ты бы ни за что не остановилась, верно?
Я не помнила, как села в машину и как вышла у ворот общежития. Как поднялась на третий этаж и открыла дверь своей комнаты. Помнила только, как лопнула струна. Как больно её грубые концы хлестнули меня изнутри. Из глаз брызнули слёзы, ноги подкосились.
Как же много я плакала последнее время.
В моё окно смотрело холодное тёмное небо. Под его пристальным взглядом мне было особенно одиноко. И пусть. Свернувшись клубочком, я сдерживала плач, только бы его никто не услышал. Вовсе не потому, что я не хотела делить с кем-то свои слёзы. Нет, потому что другим хватало своих забот.
Думали ли они так же? Значило ли это, что мы сами создали своё одиночество?
Ответа не было.
Были лишь горячие слёзы.
Воспоминание:
Тау не было на вышке. И на что я рассчитывала, придя сюда в такой ливень?
Ночь не принесла мне отдыха. Оставив шторы открытыми, я лежала в кровати и смотрела в тёмное пасмурное небо. Я не слушала голос, сколько бы он ни пытался привлечь моё внимание. Мысли мои были заняты мечтами. Своими, которых не существовало. И Тау.
Его мечта… Из уст кого-либо другого она прозвучала бы глупостью. Но мелодия его голоса, блеск его глаз превращали её в нечто волшебное и прекрасное, достойное героя сказки или мифа. Я вспоминала, что говорил Тау, слово в слово, и златокрылая ласточка оживала передо мной, кружила в ночном небе, высоко, как будто желая отогнать приближающийся дождь. Я могла бы зарисовать её, но не стала. Всё равно она бы получилась неправильной, ненастоящей. Пускай сначала Тау встретится со своей ласточкой. Потом он расскажет мне о ней, расскажет то, чего я бы никогда не увидела сама. И я буду слушать не отрываясь, запоминая каждую незначительную деталь, чтобы после перенести их на бумагу. Только тогда нарисованная мной золотая ласточка будет отдалённо напоминать себя настоящую.
В этих грёзах я провела всю ночь. И всё утро, которое ничем не отличалось от ночи. А когда наступил полдень, сердце моё забилось так быстро, что я подскочила в кровати. Марта, дремавшая на столе, вздрогнула и уставилась на меня круглыми глазами. Я приложила ладонь к груди, не веря самой себе. Непреодолимое желание пульсировало под пальцами. Моё желание.
Наспех приведя себя в порядок, я выбежала из дома.
Дождь не остановил меня. Хотя лило с такой силой, что зонт едва ли защищал голову и плечи. Джинсы неприятно липли к коленям. Вниз по улицам текли бурные потоки воды, и хватило оступиться лишь раз, чтобы ноги промокли насквозь.
До последнего я надеялась увидеть на вышке Тау. Но он не появился, даже когда я шагнула на крытую площадку и протёрла залитые дождём глаза. И правда, кто бы додумался в такую непогоду наблюдать за птицами?
— Дура. Какая же ты дура.
Зонт выскользнул из руки и стукнулся об пол. Стало холодно. Я плотнее запахнула куртку и тут обнаружила висящий на шее бинокль. Казалось, он возник из воздуха, потому что, как ни силилась, я не смогла вспомнить, чтобы брала его из дома.
Луг размыло дождём. Он стал похож на полотно импрессиониста: крупные штрихи и линии, цветные пятна, что складываются в картину, только если смотришь на них издалека. Эта картина заставляла тосковать по дому. Тому дому, в который я больше никогда не вернусь. Который почему-то стёрся из памяти, но остался в сердце смутным ощущением. Таким же смутным, как этот дождливый луг.
Я накинула капюшон и повесила бинокль поверх куртки. Один шаг — и дождь поглотил меня. Он был повсюду, он окружал со всех сторон, и я тонула в нём, точно в озере, тонула в высокой траве, в земле, что хлюпала под ногами. Бинокль покачивался и ударял в живот, окуляры наполнились водой. Волосы липли к лицу, и капли скатывались по щекам к подбородку, падали за шиворот. Я промокла до нитки. Но так и не увидела ни одной птицы.
— Эн!
Я обернулась. Он бежал ко мне через луг, легко, как будто ни трава, ни дождь не мешали ему. Без зонта, с непокрытой головой.