Ловец снов (Том 2)
Шрифт:
Их все равно убьют!
Некоторых. Может, большинство. Но это шанс. Какой шанс у них будет в горящем амбаре?
– И не забывай о Курце, - добавил Генри вслух.– Если его поставят перед фактом побега двухсот заключенных, многие из которых будут счастливы поведать первому попавшемуся репортеру о том, как наложившее в штаны от страха правительство США санкционировало массовые убийства здесь, на американской земле, поверь, ему будет не до нас. Поводов для волнений у него и без того появится достаточно.
Ты не знаешь Эйба Курца, подумал Оуэн. И ничего не знаешь о Черте
Но в предложении Генри был некий безумный смысл. И некое зерно искупления. По мере того как этот бесконечный день четырнадцатого ноября катился к полуночи и шансы прожить хотя бы до конца недели увеличивались, Оуэн без особого удивления понял, что идея искупления не лишена привлекательности.
– Генри!
– Да, Оуэн, я тут.
– Знаешь, мне всегда становилось не по себе при мысли о том, что я натворил в доме Рейплоу.
– Знаю.
– И все же я бы сделал это еще раз. Что за чертовщина?
Генри, оставшийся прекрасным психиатром даже после того, как стал помышлять о самоубийстве, промолчал. Да и что скажешь? Некая извращенность всегда присутствует в человеческом характере. Нормальное поведение. Грустно, но правда.
– Ладно, - решил наконец Оуэн.– Ты покупаешь дом, я его обставляю. По рукам?
– По рукам, - мгновенно ответил Генри.
– Ты в самом деле можешь научить меня глушить непрошеных гостей? Думаю, мне это понадобится.
– Могу. Уверен.
– Ладно. Слушай.
Следующие три минуты говорил Оуэн, иногда вслух, иногда пускал в ход телепатию. Оба достигли той точки, когда различия между способами общения больше не существовало: слова и мысли стали одним.
Глава 16
ДЕРРИ
1
До чего жарко у Госслина - до чего жарко!
Джоунси мгновенно покрывается потом, и к тому времени, когда они вчетвером добираются до телефона-автомата (по несчастью, висящего у печки), крупные капли срываются со лба, ползут по щекам, а подмышки превратились в настоящие джунгли в период дождей.., хотя не так уж там много волос, все-таки четырнадцать лет.
"Все впереди", - как говорит Пит.
Итак, у Госслина жарко, и он все еще отчасти пребывает в тисках сна, который вовсе не собирается померкнуть, раствориться, как все плохие сны (он все еще ощущает вонь бензина и горящей резины, видит Генри, держащего мокасин.., и оторванную голову, он все еще видит ужасную оторванную голову Ричи Гренадо), а тут еще телефонистка стервозится. Когда Джоунси дает ей номер Кэвеллов, который мальчики знают наизусть, потому что звонят едва не каждый день и спрашивают, можно ли прийти (Роберта и Элфи неизменно отвечают "да", но так требуют правила вежливости, которым их научили дома), телефонистка спрашивает:
– Ваши родители знают, что вы звоните в другой город?
Ничего общего с тягучим выговором янки: слова произносятся с легким французским акцентом уроженки здешних мест, где фамилии Летурно и Биссонет куда более распространены, чем Смит или Джоунс. Скупердяи-лягушатники, как называет их отец Пита. И теперь, Боже, помоги Джоунси, он нарвался на такую.
– Они позволяют мне звонить в кредит,
– А если я позвоню им, monfils? Твоим mere etpere <сынок.., матери и отцу. (фр.).>? Они скажут то же самое?
– Конечно, - говорит Джоунси. Пот разъедает глаза, и он вытирает его, как слезы.– Отец на работе, но мама должна быть дома. Девять-четыре-девять, шесть-шесть-пять-восемь. Только побыстрее, пожалуйста, потому что...
– Соединяю с абонентом, - разочарованно перебивает телефонистка. Джоунси одним движением плеч сбрасывает куртку на пол. Остальные так и не разделись. Бив даже не расстегнул свою Фонзи-куртку. Просто немыслимо, как они выносят все это! Даже запахи действуют Джоунси на нервы: запахи бобов, кофе, мастики для натирки полов и рассола из бочонка с пикулями. Обычно они ему нравятся, но сегодня к горлу подкатывает тошнота.
В телефоне что-то щелкает. Как медленно! И друзья теснят его к стене, на которой висит аппарат. В дальнем проходе стоит Ламар, сосредоточенно разглядывая полки с крупами и потирая лоб, как человек, у которого раскалывается голова. Учитывая, сколько пива он влил в себя вчера вечером, это вполне естественно. У самого Джоунси тоже начинается что-то вроде мигрени, не имеющей никакого отношения к пиву, просто здесь чертовски жарко, как в а...
Он резко выпрямляется.
– Гудки, - сообщает он друзьям и тут же жалеет, что не держал язык за зубами, потому что все трое придвигаются еще ближе. У Пита изо рта несет ужасно, и Джоунси думает: Ну ты и даешь, Пит! Что это с тобой? Чистишь зубы по большим праздникам?
Трубку поднимают на третьем звонке.
– Алло?
Это Роберта, и судя по голосу, лишенному обычных жизнерадостных ноток, она чем-то расстроена. Нетрудно понять чем: даже сюда доносится жалобный вой Даддитса. Джоунси знает, что Элфи и Роберта не воспринимают плач сына, как их четверка: в конце концов они люди взрослые. Но кроме всего, еще и его родители, и явно чувствуют что-то, поэтому Джоунси сильно сомневается, что сегодняшнее утро выдалось для миссис Кэвелл особенно радостным.
О Господи, как можно так топить? Что они подбрасывают в эту гребаную печку? Плутоний, что ли?
– Говорите, кто это, - нетерпеливо звучит в трубке, что совершенно не похоже на неизменно приветливую миссис Кэвелл. Сколько раз она твердила мальчикам, что самое главное для матери такого необыкновенного создания, как Даддитс, - это терпение. Она училась терпению на протяжении всей жизни рядом с Даддитсом. Но сегодня утром все не так. Сегодня она цедит слова так, будто зла на кого-то, что уж совсем немыслимо.– Если вы что-то продаете, простите, у меня нет времени говорить. Я очень занята и...