Ловец тени

Тарасов Валентин

— Ты-ы-ы?! — не поверил услышанному Чеслав.

— Да я же! — с еще большим отчаянием вырвала из се­бя Зоряна.

В лунном свете лицо ее было почти белым, и холодный блик безучастного светила вовсе не был тому причиной. Сейчас Зоряна испытывала то же чувство, какое пережи­вала тогда, купальской ночью, когда обнажилась перед этим мужем в желании отдаться ему. И совсем не нагота и не стыд самой предложить предаться любощам были тог­да преградой, которую она смогла преодолеть, задавив в се­бе гордость, а то, что он мог той ночью оттолкнуть, не лю­бить, отвергнуть ее. И это было бы сродни удавке, что лишила бы ее возможности дышать. Но тогда

он не отверг...

— Понимаю! — эхом донесся до нее ответ Чеслава.

— Да и что ж ты понимаешь?! — вырвалось у девушки с такой болью, словно нож тот сейчас в нее угодил.

— Пожалела о том, что со мной была... Что мне перво­цвет свой отдала...

— Дурень! Дубинушка ты неразумная! — еще прибли­зилась к нему Зоряна, так, что губы стали шептать туда, где под сорочкой гнало взволнованную кровь сердце. — Не жа­лела я тогда, не жалею и сейчас. А нож метнула... Да что­бы ты покоя не знал да думал, что соперник есть у тебя, который за меня и порешить готов. Знала, что не убоишься и доказать свое бесстрашие перед соперником захочешь. Хотела ревность твою разжечь так, чтобы вспыхнула да глаза и душу тебе застила, и тем к себе сильнее привязать. Так сильно, чтобы и не разорвать навеки! А ты... А ты да­же не распознал меня!

Чеслав слушал ее горячие слова-всполохи, пытался вник­нуть в ее пояснения, но давалось ему это с трудом, потому как думал он только об одном: «Нож бросила Зоряна... и смерти вовсе не желала. Но кто ж тогда пытается укоро­тить мне жизнь? И за что?» А последние слова девы, преисполненные, может, и справедливой, но казавшейся сейчас совсем неуместной обиды, даже возмутили его. Он порыви­сто схватил Зоряну за плечи и встряхнул, совсем не думая, что может причинить ей боль, а может, даже желая того.

— Что ж ты раныпе-то всего этого не сказала?! Ведь я бы не ходил тропами ложными, не плутал, как слепец беспомощный! А может, уже бы убийцу чужаков да лю­дей наших распознал.

Чеслав почувствовал, как тело девушки в его руках ослабло, будто какая-то сила ушла из него. И губы ее уже без прежнего запала прошептали:

— Ох, видишь, о чем думы у тебя, Чеславушка. Не обо мне... — И вдруг, словно обретя утерянную было силу, почти прокричала зло, с надрывом: — Да пропади они пропадом, твои розыски!

— Да люди ведь сгинули! — пытался урезонить ее парень.

— А мне, кроме тебя, никого и не надо!

Девичью грудь сдавило железными клещами отчаяния, и как Зоряна ни старалась схватить побольше воздуха, что­бы разомкнуть эти клещи, ей этого не удавалось. Она тяже­ло дышала, словно после долгого бега за тем, что требова­лось ей больше всего в этом диком лесу и вроде было совсем рядом, но стоило протянуть руку — и оно тут же удалялось в неприступные дебри. И она ждала, что Чеслав скажет ей нечто подобное, прошепчет, прокричит. Но он не сказал...

— Думала, забудешь чужачку проклятой крови... А ты...

Оттолкнув его, Зоряна быстрым, неровным шагом бро­силась к дому.

Чеслав кинулся за ней, полагая, что их разговор еще не закончен, но неожиданно споткнулся обо что-то невидимое в темноте и едва не упал, с трудом удержавшись на ногах. Однако эта заминка дала возможность Зоряне добежать к дому и укрыться за его стенами. А из темного дверного проема, похоже, привлеченный их бурным разговором, на порог вышел Зимобор. Чеслав сделал еще несколько шагов и остановился. Мужи смерили друг друга долгими взгляда­ми, не сулящими ничего хорошего, и Чеслав, понимая, что Зоряну он упустил,

вынужден был отступить.

Он был зол. Ох, как же он был зол! Он шел в темноте не разбирая дороги, отмахиваясь резкими ударами от возникающих на пути препятствий и круша некоторые из них. Он и сам не замечал, как с губ время от времени слетали резкие слова и брань. Ему хотелось выплеснуть, выкричать эту злость: он чувствовал, что может захлеб­нуться ею, или она разорвет его грудь. Злость на Зоряну, которая, несмотря на все его усилия расспросить ее, до этой встречи не сознавалась, что была с ним в ту купаль­скую ночь и, как оказалось, метнула в его сторону нож; на неведомого убийцу, который по непонятным причинам безжалостно лишил его сородичей жизни, а его — покоя и чувства безопасности; а главное — на самого себя за то, что поддался девичьим чарам и даже не смог распознать чьим, а еще более за то, что оказался слаб найти нелюдя.

Вдруг Чеслав резко остановился. Застыл от внезапной мысли, которая пронзила его, как, наверное, могла прон­зить молния Великого Перуна — от самой макушки до пят, не пощадив ни кусочка тела. В первое мгновение он даже боялся пошевелиться, опасаясь спугнуть и утерять, возможно, правильный ответ на давно мучающий его во­прос. Нет, это был еще не ответ, а скорее догадка — пока смутная, далекая, но вероятная. Намек на нее всплывши­ми в памяти словами невероятным образом промелькнул в мешанине его гневных мыслей, после был отметен, отброшен и загнан куда-то в бездну сознания, но почему-то снова и снова выныривал оттуда, пока не стал крутиться в общем потоке дум, задевая и царапая их. Так бывает, когда в ступу, где толкут зерно, попадает небольшой ка­мешек, сперва невидимый и мало ощутимый среди гру­бых злаков, но чем мягче и дробнее становятся они, тем все заметнее становится его присутствие.

Чеславу показалось, что случайно услышанные и поче­му-то всплывшие теперь в его памяти слова отрока, укрыв­шегося с подружкой за стеной овина, могут быть отгадкой к тайне, которую он искал. И что самое важное, он вспом­нил, что уже слышал нечто подобное ранее, — так, как и ведала ему Мара. Конечно, все может быть совсем не так, и внезапное его озарение окажется ложным, однако это был пусть и нечеткий, но след.

Чтобы немедленно подтвердить свою догадку, Чеслав повернул было обратно, но тут же спохватился, что сей­час это тщетно. Он не знал, что за отрок повествовал по­дружке про чужаков под овином этой ночью. Да и кто из сестер Зоряны был с ним, тоже пока оставалось неясным. С трудом утихомирив желание разузнать все немедля и со смутным ощущением, что вот-вот перед ним может ока­заться правильный след, он побрел по ночному селению к своему жилищу.

Хитроумной Леде понадобилось всего полдня, чтобы ра­зузнать, которая из многочисленных дочек Зимобора ми­нувшим вечером могла быть у овина. Ею оказалась тре­тья — Роса. Но вот с кем она там таилась, этого бабка, как ни старалась, не прознала. Все губы обкусала от такой до­сады старая. Но не спросишь же напрямик девку про такое!

Тогда за это щекотливое дело взялся затейник Кудряш. Он разыскал девку за городищем на небольшом лужку, где она с подругами сгребала сено для скотины. Увлечен­ная сбором травы, Роса не сразу заметила появившегося у края поляны парня. Оставаясь в тени деревьев, Кудряш тихо окликнул ее и поманил к себе. Удивленная такой его скрытностью, она оглянулась на ничего не заметивших подруг и подошла к молодцу.