Ловец

Мамаева Надежда Николаевна

– Эфиром, землею, водой и огнем. Плотью и костью. И острым мечом. Обет я даю, чтоб слово сдержать иначе смерть вольна покарать. Я, ходящий по миру меж живыми и мертвыми, клянусь найти душу отца девы, что смешала со мною кровь свою, взамен правды и только правды, что она поведает о себе добровольно.

– Эфиром, землею, водой и огнем. Плотью и костью. И острым мечом. Обет я даю, чтоб слово сдержать, иначе смерть вольна покарать. Я, та, что смешала кровь с ходящим по миру меж живыми

и мертвыми, клянусь рассказать о себе всю правду, которую ловец пожелает узнать, если будет найдена душа моего отца.

Руки объяло сиянием. Кошка, сидевшая до этого тихо, истошно мяукнула, и тут запястье обожгло. Когда же свет погас, то я увидела на коже рисунок змеи. Тварь скользнула по запястью, словно устраиваясь поудобнее, а потом превратилась в обычную татуировку.

– Итак, кого я должен найти? – не откладывая дело в долгий ящик, спросил ловец. Спросил тем тоном, каким интересуются о наступлении холодов или новым законом: вроде бы и внимание, но умеренное.

– Томаса Элгриса. Бывшего владельца верфей Элгис-корпорейтед, горнодобытчика и хозяина сети строительных и ювелирных магазинов. Он погиб три года назад при обвале.

– Странное сочетание: верфи и горная разработка, – усмехнулся ловец, а взгляд при этом был заледеневший.

Вопроси он удивленно: «Кого-о-о?» я бы и то поразилась ответу меньше. Но раз Тэд виду не подал, то и мне не с руки, и я продолжила, как ни в чем не бывало:

– Ничего странного. Транспортировкой грузов занимался еще прапрадед, а отец – он грезил пиками, которые еще не поглотил океан. Штольнями, шахтами, дузами…. – я пожала плечами. – Вот и создал полный цикл от добычи, переработки и транспортировки до продажи.

– Значит, полный цикл? И ты у нас не просто из аристократок, но и из самых что ни на есть сливок столичного общества… Та самая Хлоя Элгрис что погибла две недели назад? Об этом трубили все газеты.

Порою взгляд выдержать не просто. Легче отрубить себе руку, чем вынести такую тонну презрения.

– Клятва, – напомнила я.

– Не сомневайся, найду, – в тон ответил собеседник.

А потом резко поднялся и шагнул в воронку лабиринта.

Тэд

Ловец шел по лабиринту. Найти душу, которая не скрывалась? Да это проще, чем беглеца из дамбы. К тому же его

вел след кровной привязки. Значит, его якорь звали Хлоей. Что же, это объяснило, почему при звуках имени «Шенни» он чувствовал не ложь, а едва уловимые отголоски даже не горечи, а кислинку, как у незрелых ягод. Свое новое имя девчонка приняла, а вот старое… оно просто так не ушло, оставив о себе память.

Лабиринт извивался змеей, закладывая, казалось бы, почти круги, пуская облака тумана и смрада. Иногда – неожиданно выстреливая языками пламени. А нить, тонкая, едва уловимая, все вернее вела ловца к барьеру.

Когда Тэд оказался у плетения, подошел почти вплотную, то увидел душу. Это был явно его «клиент», но отчего впаянный в канву заклинания?

Запястье обожгло.

«Кретин!», – только и выругался ловец про себя. Слишком опрометчиво он дал клятву, стараясь привязать девчонку к себе как можно крепче. Под страхом смерти, как настоящий якорь – железной цепью древних слов. За что и поплатился.

Запястье сжалось огненным кольцом, напомнив, что отступления оно не примет.

– Вот смрад, – сквозь зубы процедил Тэд и потянул руку за спину. В реальном мире на коже был лишь рисунок клинка, в лабиринте сталь обретала плоть.

Хранители дамбы оскалили свои морды. Им тоже не понравилась, что нежданный визитер достал рассекатель.

– Властью, данной мне, как ходящего меж мирами, я забираю это душу из заточения, – крикнул Тэд.

Ответом ему была стена огня. Стражи надежно хранили своих заключенных. Щит Тэд успел выставить в последний момент. Увернуться от пасти монстра – почти. Клыки рванули рукав куртки.

Десяток шагов, что отделяли Тэда от узла барьера ловец не пробежал. Пролетел. И рубанул клинком. А потом схватил забившуюся в панике душу.

Шенни

Я сидела и гипнотизировала взглядом часы. Прошло сорок минут с того момента, как ловец исчез. Рыжая недовольно косилась на меня. Не иначе думала, что я претендую и на ее законное место в постели хозяина, и на ее личную миску.

Липовый чай к кружке давно остыл. Интересно, а это ловец – любитель липы с медом или для меня расстарался? Отхлебнула, понимая, что даже если за окном забрезжит поздний осенний рассвет, я все равно не сомкну глаз, пока не увижу отца.