Ловец

Мамаева Надежда Николаевна

– Ты правда дурак, или это образ такой?

– Вроде бы девчонкам должны нравится общительные парни с превосходным чувством юмора?– провокационно вопросил Клим. – Или зануд это правило не касается?

Я лишь покачала головой:

– Как идиот ты безупречен.

– Опустим первые два слова. К чему усложнять речь? Можешь просто говорить, что я безупречен, –

милостиво разрешил «напарничек».

Нет, этого зубоскала определенно переспорить было невозможно при всем желании. Он умел по-крупному мелочиться не только в словах, но даже в интонациях и запятых. Поэтому я сочла за лучшее просто промолчать.

Так и доплыли. Зато под конец убить Клима мечтали уже все пассажиры батискафа. Но энкийскому спокойствию парня можно было только позавидовать: он плевать хотел с разбега на мнение окружающих и целенаправленно продолжал раздражать меня.

Наконец, когда мы оказались на причале, я задала мучавший меня всю дорогу вопрос:

– Зачем?

– Что зачем? – невинно воззрился на меня Клим.

– Зачем ты пытаешься меня разозлить?

– Не разозлить, а планомерно довести до истерики. Ведь когда женщина в ярости, ей сами демоны лабиринта не страшны, не то что гонки на химеричных акулах.

Я споткнулась, пропустив мимо ушей окончание фразы. Зато мне с лихвой хватило и ее начала.

– Довести до истерики, говоришь?

Видимо, на моем лице отразилось что-то уж очень изуверское, потому как Клим тут же пошел на попятный:

– Хорошо, пропустим этот пункт, – и резко увильнул от объяснений: – А нам туда.

Его палец указывал в одну из обшарпанных подворотен чернорудного квартала.

– Не смотри на меня как на последнего сумасшедшего. Да, нам туда.

– Заметь, не я это сказала.

– Зато ты это подумала.

Не стала возражать против очевидных вещей и двинулась следом за «напарничком», который засунув руки в карманы, насвистывал бравурную мелодию. Мы шли по узким улочкам, счет поворотам которых я потеряла спустя полчаса.

Наконец впереди послышались звуки, что приличествуют каждой толпе: гомон, выкрики, споры и смех. Еще через пару минут мы вышли на площадь. Хотя столь громкое слово к тому пространству было изысканным комплиментом. Народу собралось здесь изрядно. Тут мундиры и дорогие пиджаки соседствовали с рваниной, элитный одеколон – с ароматами сивухи, а правили балом букмекеры. К одному из них, стоявшему на перевернутой бочке, и подошел Клим.

– Привет, Рой. Я сегодня участвую.

Тот, к кому обратился «напарничек», глянул сверху вниз, и его лицо неожиданно расцвело широкой улыбкой.

Он хлопнул в ладоши, спрыгивая с бочки, и предвкушающе потер руки.

– Значит, Разящий снова в деле? А ведь прошел слух, что у тебя напарника нынче нет, и ты не участвуешь в заплывах… Многие новички сегодня обрадовались и начали в мыслях примерять на себя твою корону чемпиона.

– Перетопчутся. Но Молот и вправду пока не при делах. Он ногу сломал. Так что у меня замена, – и Клим кивнул в мою сторону.

– И как мне ее объявить?

– Чокнутая, – тут же за меня решил этот языкатый прохвост, не дав вставить и слова.

Рой, одернув жилет и подтянув брюки, что радовали мир широкими черно–белыми полосками, вскочил на бочку и крикнул.

– В заплыве сегодня участвуют Разящий, его рулевой – Чокнутая. Ставки три к десяти, – с этими словами он широким жестом зазывалы указал на нас с Климом.

Как ни странно, по толпе прокатился одобрительный рокот, свист, а «напарничек» поднял сцепленные руки над головой в знак приветствия.

– Я смотрю, ты тут свой…

– Ну надо же бедному школяру как-то зарабатывать на жизнь, раз уж из финансовых дотаций от семейства я имею одни долги. Благо, хотя бы стипендия при мне. А вот Зак свою отдает всю до копейки в погашение долговых векселей.

– И давно?

– Что давно? – не понял Клим, посекундно отвлекавшийся на приветствия и рукопожатия знакомых, которых здесь было множество.

– Долги давно отдает?

– Лет десять уже. Как матушка заболела, так и стал. Услуги целителя – дешевы лишь при простуде. А маму начала изнутри сжирать черная гниль. Лучших докторов тогда наняли, имение и особняк в столице дважды заложили, все родовые драгоценности продали, даже столовое серебро… Зато мать осталась жива. Вот только долги растут с каждым годом. Придется, наверняка, из родового дома съезжать. Хотя Зак все бы мог решить женитьбой. Но он артачится.

Не знаю, какой реакции на свои слова ждал Клим, однако после услышанного я зауважала друга детства еще больше.

За разговором мы подошли к самом барьеру.

– Ну что, ты готова к заплыву?

Тут я поняла, что все это время задавала не те вопросы. Надо было сначала узнать, что я должна делать, и к чему это все может привести… Но было уже поздно. Тринадцать пар стояли рядом с дамбой, как у стартовой черты. Между нами и толпой медленно, но верно начала образовываться зона отчуждения.