Ловец

Мамаева Надежда Николаевна

– Ветер? – я приподняла бровь.

Думаю, Зак сильно бы удивился, если бы простушка знала о таких понятиях, как избыточное давление и сжиженный газ. Зато мой учитель по естественным наукам, который так усердно вдалбливал мне эти самые термины, схватился бы за голову (впрочем, не в первый раз) от такого «просторечного» ответа.

– Можно и так сказать. Так вот когда сильные эмоции – стенки нашего душевного сосуда, начинают сжимать резерв, то происходит первичный пробой. Сила устремляется

изнутри наружу. И чем сильнее были эмоции, тем ярче проявление этой силы.

– А у тебя как было?

Зак отчего–то смутился.

– У меня был конфуз. Я так хотел подарить букет цветов, спеша на свидание, так волновался, что букет гербер просто рассыпался песком в моих руках.

Он еще рассказывал и рассказывал о той, кому должен был сделать свое первое официальное предложение о помолвке, а я словно с головой нырнула в воспоминания того дня. Яркого, солнечного, весеннего. Тогда бонна долго заплетала мне сложную косу, венцом укладывая ее на голове, потом меня мучили тяжелым парчовым платьем, жарким не по погоде.

Когда я спускалась по лестнице, увидела в холле Зак, который стоял растерянный, с кучей песка под ногами. Потом был грозный маменькин крик: «Все договоренности отменяются! Ты, Элеонора, как моя подруга, должна была предупредить о таких «дефектах» сына».

Тогда бонна не дала мне услышать разгорающийся скандал. Резко развернула и, жестко схватив за плечо, повела обратно наверх. Я, шестилетняя так и не поняла, что это было, но Зака с того дня больше не видела. А оказалось, что в тот день он должен был надеть мне на руку обручальный браслет, в знак помолвки.

Мельком глянула на запястье. Тот, который мне застегнул на руку в день свадьбы Грег, я отдала капитану батискафа, чтобы добраться до верфей в день взрыва… А ведь, не проснись у Зака дар, мое запястье могло бы сейчас обнимать его фамильное украшение.

– Я утомил тебя? – голос друга детства заставил меня вынырнуть из воспоминаний.

– Нет, просто подумала: в тот день, когда твой букет обратился прахом, здорово волновался.

– Это да. Не каждый день тринадцатилетний пацан осознает, что он теперь наполовину женатый мужчина.

Серьезный тон никак не вязался с лукавыми смешинками, притаившимися в уголках глаз.

– А у тебя как в первый раз получилось?

А вот теперь покраснела я. Причем даже не от вопроса, а от тона Зака. Слишком провокационного, слишком личного. Словно он спрашивал о первом поцелуе, свидании или… Я же вспомнила и того, кто спровоцировал бурю моих эмоций, пробудивших дар.

Проглотила ком в горле и, подняв взгляд, твердо (даже голос почти не осип) ответила:

– Меня сначала

чуть не убили, а потом попытались изнасиловать.

А вот столь бурной реакции куратора на свои слова я никак не ожидала. Зак уперся ладонями в стол. Сразу же по отполированной поверхности от того места, где его руки касались дерева, пошли трещины. Они стремительно стали заполняться пеплом, а друг, глядя мне в глаза, явно прикладывая усилия, чтобы сдержаться, прошипел:

– Кто. Эта. Сволочь.

Мне бы испугаться столь сильной вспышки дара, но от такого искреннего участия, от понимания того, что ты кому-то дорога именно потому, что это именно ты, а не миллионы состояния, положение, стало тепло.

Я накрыла своими ладонями руки Зака и тихо произнесла, глядя в его глаза.

– То было в прошлом. У него ничего не вышло. Я вспыхнула факелом.

Его глаза, в которых бушевал шторм, вглядывались в мои. Будто Зак хотел проникнуть в мою голову, вклиниться в воспоминания и лично убедиться, что действительно, то была лишь попытка. На миг вдруг показалось, что он действительно прочел мои мысли, что друг разделил со мной тот нечеловечески страх, который тогда призрачной рукой вцепился в мое запястье, тот наглый тон ловца и огонь, сорвавшийся с моих рук.

А потом Зак наклонился. Близко. Настолько, что я почувствовала тепло его дыхания, которое коснулось моей щеки. Его губы накрыли мои. В этом поцелуе сплелись и боль, и радость, в которую трудно поверить. Его рука, что обхватила мой затылок, пальцы, которые погрузились в волосы…. Он ласкал меня. То нежно, то неистово, будто вот-вот сорвется в пропасть и ловил губами последние мгновения наслаждения.

Нас разделял стол, а соединяло.... Многое, слишком многое. От детских воспоминания до отчаянной жажды счастья здесь и сейчас.

Мы оба балансировали. Мы пили этот поцелуй захлебываясь. Казалось, нам не нужен воздух, нам не нужно время. Только губы, только руки, что стали опорой.

Зак отпрянул первым, отстранился с неимоверным над собой усилием.

– Прости, я не должен был, – его слова поразили меня. – Если ты сейчас залепишь мне пощечину, пожалуешься директору школы, то будешь абсолютно права. Я не должен был так поступать. Я сорвался…

Он бы еще говорил и говорил, если бы не я, обошедшая стол. Приблизилась к нему вплотную и, схватив за рубашку, притянула к себе. Такого поворота он не предполагал. Да что Зак, я сама от себя такого не ожидала. Но тем не менее сейчас я целовала Зака. А он, в первый момент опешивший, осторожно прижал меня к себе.

Через лен я чувствовала гулкие удары его сердца. Мои руки, отпустившие ткань, оказались на плечах Зака. Зато мужские ладони были куда смелее. Невесомыми прикосновениями они прошлись по шее, плечам, груди, чтобы потом обнять меня, чуть прогнувшуюся в пояснице, прижать к себе еще сильнее.