Ловец
Шрифт:
Солнце клонилось к закату. Осень – время быстрых сумерек и самых ярких звезд.
А мы танцевали под грустящий, волнующий слух ми–бемоль тенорового саксофона. Казалось, мелодия пробегала по струнам моей души, накрывала теплом, унося от забот в дымку, в сон наяву, даря терпкий вкус счастья с нотками горького миндаля.
Зак прильнул еще ближе и заглянул мне в глаза.
Зак нежно дотронулся губами. Едва коснулся, щекоча своим дыханием, и запечатлел поцелуй на моем виске.
– Не хочу портить этот вечер, хотя не скрою, мне этого ужасно хочется.
Мальчишеское признание заставило меня улыбнуться, все так же, не открывая глаз. Друг детства, как и тогда, пятнадцать лет назад, оказался мудрее меня.
Есть ночи для страсти. Они сжигают твое тело, плавят душу, оставляя на утро лишь скомканные простыни и оголенные чувства. А есть вечера для нежности. Такие пьешь, как ароматный свежий чай, наслаждаясь каждой секундой. И что поразительно, именно такие вечера порою помнишь лучше огненных ночей.
Зак не перешел черту, которая бы разрушила очарование нежности этого вечера. Душой я была благодарна ему, но тело испытывало разочарование. Потому что мои губы хотели ощутить вкус его губ. Почувствовать ближе и больше.
Я распахнула глаза.
– Не смотри на меня так: пообным взглядом пробуждают вулканы, – голос Зак отчего-то осип.
Мы медленно опустились на землю.
Едва Зак сделал шаг назад в галантном поклоне, как предательница–шаль начала сползать с плеча. Я поправила ее и запахнула плотнее.
– Позволь проводить, время позднее, – он не спрашивал, скорее ставил в известность.
– Но я живу не в столице.
– Знаю, – Зак хитро усмехнулся, однако взгляд его был серьезен – читать я умею, а уж личные дела своих подопечных – не только читаю, но и запоминаю все интересующие меня данные.
«Вот как он может так быстро переходить от романтики к откровенному флирту?» – восхитилась я.
Путь до пристани и поездка на батискафе до верфей пролетели как один миг, и лишь стоя у порога дома Фло, я поняла, что время опять близится к полуночи. Над нами на небосводе сиял фиолетовый
– Спасибо за этот вечер, – я стушевалась, не зная, как попрощаться. Подать руку, как знакомому? Обнять, как друга?
– Я рад, что тебе понравилось, – Зак хитро прищурился. – И в память об этом вечере, разреши подарить тебе еще кое-что.
Он протянул ладонь а на ней… был мой учебник, но в миниатюре: талмуд, уменьшенный до спичечного коробка.
– Ты его забыла на столе, когда мы уходили, пообедав.
Я хлопнула себя ладонью по лбу. Стыдно. Мне было дико стыдно.
– Я осмелился не только забрать его с собой, но и уменьшить, – меж тем продолжал Зак.
А потом он взял мою ладонь, положил на нее уменьшенную в несколько раз книженцию и раскрыл. Ну как… Попытался раскрыть. Она развернулась, но так, что вновь оказалась обложкой сверху. Правда, в два раза больше, чем была до этого.
Зак еще раз распахнул вредный талмуд, и он снова увеличился ровно на разворот. То же самое случилось и в третий раз и в четвертый. И, наконец, учебник достиг своих изначальных размеров. После этого куратор наклонился к обложке и что–то тихо ей прошептал. Книга завибрировала на моих руках (под конец пришлось держать увеличивающуюся в геометрической прогрессии книгу на обеих ладонях), потом с нее слетела пыль, словно кто-то подул на обложку, и нехотя распахнулась, зашелестев страницами.
– Мы договорились. Ты прощена. Но больше, пожалуйста, ее не теряй.
Я опустила взгляд вниз. На меня смотрел параграф «Основы контроля огненного дара». Бережно закрыла талмуд, прижала его к груди, а потом, набравшись смелости сделала стремительный шаг вперед, и, привстав на цыпочки, поцеловала Зака в щеку. Ну, это я в первый миг так думала. Как оказалось, кураторы – народ с отменной реакцией, и умеют быстро ориентироваться. В общем, своего–таки ни за что не упустят.
Зак резко повернулся, и наши губы встретились. А я... я испугалась, и отпрянула быстрее, чем сама осознала это, а потом, резко развернувшись, мышкой юркнула в подъезд.
Лишь взбежав по ступенькам на второй этаж, прислонилась спиной к стене и рассмеялась. Было ощущение, что я окунулась в беззаботность. То пограничное состояние детства и юности, когда все еще впереди, и от этого предвкушения сладко ноет под ложечкой.
<