Ловушка для Инквизитора
Шрифт:
– Что?!
– поразился Тристан, разглядывая крохотное хрупкое существо, щурящее круглые огромные глазки.
– Чихуахуа?! И тебя напугались лошади?
– Да, ваша милость, - ответил Густав, снова оборачиваясь в человека.
– Голос у меня, сами понимаете, тоже не самый грозный, скорее наоборот. Но страху я на них нагнал доброго!
– Интересное какое явление, - пробормотал инквизитор.
– Пожиратели оборотней боятся! Патрик задавил всех магов в округе и перевел оборотней. Выходит, оборотни им ни к чему, но магия их опасна для злодеев. А магически бессильные
– А ты не исчезай. Ты мне понадобишься, такой храбрый.
– Да? Правда?
– Густав так и расцвел. Перебросив полотенце через плечо, он засеменил за инквизитором, как преданный пес.
– Всегда мечтал стать грозным, таким, как вы. Одного вашего появления достаточно было, чтоб все разбежались, как тараканы! Наверное, быть инквизитором здорово…
– И не мечтай даже, - холодно ответил Тристан, и Густав тотчас обиженно надулся:
– Это потому, что я чихуа?
– проговорил он обиженно.
– Был бы волком, вы б меня приняли в инквизиторы?
– Глупый, - Тристан неодобрительно покосился на него.
– Это тут причем? В инквизиторы берут не за анимагическую форму, а за желание души. В сердце твоем должно жить желание справедливости.
– Оно там живет!
– радостно воскликнул Густав, скача вслед за Тристаном по ступенькам лестницы.
– Ей-же богу, живет!
– Инквизиторский труд, - поучительно произнес Тристан, - очень опасное дело и кровавое.
– Так попробуйте меня в деле! Я не струшу!
– Не струсишь - в этом я уверен, - произнес Тристан, с удивлением качнув головой.
– Чихуахуа на Пожирателей, м-да… но одной смелости маловато.
– А еще? Что еще надо?
– не отставал Густав, и Тристан с удивлением обернулся к нему.
– Ты серьезно?
– произнес он.
– Ты правда просишься в Орден?
Густав с жаром закивал.
– Да и кто ж, как не вы, туда может принять!
– выпалил он.
– Вы же Тристан Пилигрим, Первый! Я о вас кое-что знаю.
– Никто не знает - а ты знаешь?
– удивился Тристан.
– Я читал книги, - признался Густав.
– Те, что Патрик велел сжечь на городской площади.
– Но ты их не сжег?
– уточнил Тристан.
– Нет, конечно, - ответил Густав.
– Бросил в огонь мешки с тряпками и старыми газетами. А в книгах были написаны заклятья… и кое-что об инквизиторе Тристане Пилигриме.
Тристан сжал губы, пристально заглянул в преданные мальчишечьи глаза.
– А ты действительно смелый, маленький оборотень, - произнес он.
– Хорошо, я подумаю.
***
Верный Густав все же подменил свою изнемогшую хозяйку, которая почти не спала ночь, поджидая инквизитора. Впрочем, это ему было не впервой; частенько, когда хозяин поколачивал Софи, а затем отправлялся в город, молодая женщина уходила наверх, чтобы отлежаться. Тогда Густав вертелся волчком, чтобы все успеть.
Но сегодня Софи, ускользнувшая от обязанностей хозяйки, хоть и улеглась в постель, уснуть не могла. Она ворочалась, и
Прикосновение к инквизитору будто бы пробудило ее дар, вдохнуло в нее новые магические силы. Стило ей закрыть глаза, как видения начинали кружиться в ее голове, тревожа и мучая ее.
То она видела площадь, темное, будто грозовое небо, и Тристана под ливнем из острейших стрел-перьев.
То чудилась ей некая тайная комнатка, неплотно запертая и золотой свет, бьющий из щели между косяком и дверью. Темное это место почему-то казалось Софи очень знакомым, даже дверная ручка - бронзовая голова льва с кольцом в зубах привычно ложилась в руку, - но как бы она не оглядывалась кругом, вспомнить, что это за дом, ей никак не удавалось.
В своем видении она толкала эту дверь, и раздавалось грозное и страшное, словно тиканье тысячи часов, биение сердец.
Они были в стеклянных баках повсюду, отнятые у хозяев, но странным образом живые. Они бились, часто и испуганно, и каждый их удар превращался в прозрачную слезу, что стекала по стенке хрустального прекрасного сосуда. Он был наполнен уже почти доверху, и там, в прозрачной, как жидкий горный хрусталь, воде, зарождалось что-то новое, что-то магическое, что-то невероятно сильное и прекрасное, такое великое, что Софи не могла ни постичь, ни рассмотреть.
Она касалась стеклянной блестящей стенки сосуда, и ее вышвыривало в другое видение, затирая темнотой комнату с сердцами.
Становилось темно и жарко, Софи беспокойно стонала и ворочалась, чувствуя, что жара навалилась на нее тяжелой плитой. Она тянулась к свету, а из света огня к ней шел Тристан.
Он был одет по-домашнему, рукава его сорочки были закатаны, как у лекаря, и весь его вид наводил на мысль, что он ухаживал за больным.
«А кто заболел?
– думала Софи.
– Неужто я?»
Инквизитор подходил к ней, клал руку на ее лоб, и она ощущала прохладу его пальцев. Софи стонала и пробовала пошевелиться, но у нее выходило плохо. Инквизитор касался ее магией, она чувствовала, как его сила льется в ее тело, поддерживая, унося в спасительное беспамятство.
«Это было или будет?» - думала Софи, стараясь понять, видения прошлого это или будущего. Лечил ее инквизитор? Или только будет спасать от какой-то болезни? Но ответить ей было некому. И она снова погружалась в видения, пестрые и непонятные, мучающие ее.
Очнулась Софи от того, что кто-то тряс ее за плечо, довольно грубовато, но несильно.
Разлепив тяжелые веки, она потерла глаза и увидела склонившегося над ней мужа.
«Ага, - подумала она, - инквизитора нет в гостинице, иначе Ричард ни за что не осмелился бы подойти ко мне! Что ему нужно? Явился, чтоб за косы оттаскать за то, что я сплю днем?»
Но Ричард, несмотря на то, что тряс ее бесцеремонно и требовательно, решил сыграть в хорошего и заботливого мужа.
– Милая, - сказал он с такой кислой физиономией, будто это ласковое слово щипало его за язык и кололо насквозь острыми иглами, - ты не заболела ли? Спала так беспокойно, стонала и кричала…