Ловушка для Котенка
Шрифт:
— Секрет… инсектов… — проговорил он.
— Знаю. Лежи спокойно.
Дав ему еще воды, я задумалась.
Секрет инсектоидов — это единственное доступное лекарство. Причем, секрет нужно достать очень быстро, потому как неизвестно, выдержит ли орионец хотя бы час. Но если я отойду и оставлю его здесь одного, на него может наткнуться животное или инсектоиды, и тогда, без сомнений, Арве съедят.
Но выбора нет. Нужно идти.
Я поднялась, нашла острый камень и отметила им ствол дерева, у которого лежал больной. Если не буду помечать деревья, могу заплутать, и тогда моя вылазка будет бесполезной. К тому же острый камень,
Отмечая путь, я продвинулась в сторону, откуда мы пришли. Срочно требовался рабочий-инсектоид, чтобы добыть его целительный секрет. Я обратилась к эмпатии, и не столько глазами вглядывалась в джунгли, сколько чутьем. Я звала инсектоидов, приманивала, посылая эмпатические сигналы.
«Вы нужны. Сюда. Скорее».
От усилий я вспотела, почувствовала, как зарождается где-то над переносицей точка слепящий, острой боли, от которой перед глазами замелькали пятна. Сегодня я уже переработала с эмпатией, а любая подобная работа лишает жизненных сил… Мной овладел страх, что Локен задохнется там, в кустах, от отека, что я не успею… Эти мысли не удавалось заглушить, потому что они были рождены логикой, а не паникой.
«Сюда! Кто-нибудь!»
У меня пошла носом кровь. Верный знак того, что я исчерпала скудный запас своих психокинетических способностей. Я остановилась ненадолго, зажала нос рукой.
Раздался мягкий, едва слышный звук. Кто-то подошел. Инсектоид, надеюсь…
Я ошиблась. Эмпатические призывы, которые я посылала, услышал не инсектоид, а тхайн. Да еще какой!
— Улыбашка, — хрипло промолвила я.
Улыбашка подошел вплотную. Судя по тому, как он себя ведет, он меня помнит, как «свою», и не имеет ничего против того, чтобы быть со мной. Может ли мне настолько повезти?
Продолжая прижимать к носу одну руку, я другую вытянула, сжала пальцами жесткую шерсть пса… Настоящий! Послушный! Мне действительно повезло. Однако я не дала себе времени порадоваться — это роскошь, счет идет на минуты. Перестав трепать пса за шерсть, я приказала:
— Ищи инсектоидов.
Повинуясь, тхайн сразу нашел нужный след и скоро вывел меня к рабочему. Я попыталась взять рабочего под контроль, но после нескольких попыток сдалась. Возможно, в другой день мне бы удалось держать под контролем сразу и тхайна, и инсектоида, но не сегодня. Я итак уже довела себя до мучительной головой боли и крови из носу, еще больше усилий могут стоить обморока. Так что я просто велела тхайну оторвать рабочему голову. Мысль о том, что по моей воле будет убито другое живое существо, отмела: никак иначе нельзя. Я не могу волноваться об инсектоидах и нарушении норм Союза, когда Локен лежит там, распухший…
Улыбашка управился с задачей без труда.
Как Локен и говорил, если инсектоиду оторвать голову, из всех выделяемых жидкостей только секрет будет прозрачным. Я собрала секрет на листья растения, которые могли сойти за емкость, и поторопилась вернуться к орионцу. Зарубки на деревьев так и не пригодились, и без них Улыбашка привел меня к Локену.
Чем ближе мы подходили, тем тяжелее мне давался каждый шаг. Как же я боялась, что, вернувшись, обнаружу орионца мертвым! К счастью, он дышал. К несчастью, дышал со страшными хрипами.
Аккуратно уложив листья с секретом возле орионца, я раздела мужчину до нижнего белья, попутно ужасаясь тому, как его трясет, и начала обрабатывать секретом, начиная с лица. При
Тхайн зарычал и ощерился: «Что этот самец себе позволяет?»
— Т-с-с! Это свой.
Пес рычать так и не перестал: ему не нравилось присутствие еще одного человека.
Мои пальцы все были в секрете, и я усердно размазывала его по груди, животу орионца, по его рукам. Не уверенная, можно ли людям принимать секрет инсектоидов внутрь, я не осмелилась мазнуть им по губам Локена. Обмазав орионца, я велела тхайну стеречь его, а сама пошла за водой. На это мне пришлось потратить не так уж мало времени…
Вернувшись с полной фляжкой, я с радостью обнаружила, что Локен уже не такой раздутый, да и краснота начинает спадать. Присев рядом, я уложила его голову себе на колени и капнула немного воды ему на губы. Локен не облизнул их, и не среагировал никаким другим образом.
«Ничего, главное сделано, — успокоила я себя. — Дальше его организм справится сам. Надеюсь, что справится».
Начало темнеть. Улыбашка, который долгое время сидел спокойно, решил подобраться к нам поближе и развалился своей весомой тушей практически на мне. Сделал он это из инстинктивного желания оставить на мне свои пахучие метки. Я посмотрела на его изломанную распухшую лапу. Как жаль, что я ничего не знаю о том, как ему помочь. О переломах и тем более методах их лечения мне мало что известно, ведь центаврианские кости весьма и весьма крепки. Чтобы такие сломать, нужно очень постараться…
Лапу пес долго укладывал, осторожно, но никакая поза не могла избавить от боли. Боль его осела и в моем сознании горьким осадком.
— Потерпи, милый, — сочувственно проговорил я. — Когда вернемся на станцию, зоологи вылечат твою лапу.
Пес и головы не поднял, но ему нравился мой голос. Хотя бы потому, что это был мягкий женский голос, столь сильно отличающийся от голосов Нигая и других «самцов».
Высоко над нами что-то прожужжало.
Мы с Улыбашкой задрали головы.
— Спокойно, — сказала я тхайну, зная, что его мой голос успокаивает. — Это аэрокар. Военные нас, должно быть, высматривают.
О, Звезды… Если они заметили нас по приборам, увидели какие-то следы? Я похолодела. К новой встрече с Нигаем я пока не готова, да и Улыбашка тоже… Несколько мучительно долгих минут мы с псом сидели тихо-тихо, напряженные до боли в мышцах… Жужжание стихло. Аэрокар удалился от нас.
Эти несколько минут напряжения лишили меня остатков сил. Я привалилась спиной к дереву и закрыла глаза. Сейчас я способна только на сон…
Меня разбудило недоброе рычание. Открыв глаза, я обнаружила, что Локен во сне умудрился от меня отползти, а Улыбашка стоит возле него в чрезвычайно угрожающей позе и не менее угрожающе рычит.
— Тихо, — приказала я.
Тхайн замолк, но позу не переменил. Если Локен сейчас сделает какое-то резкое движение, тхайн его убьет, и меня слушать не станет. Я подползла к Локену и коснулась его лица. Горячий… И по-прежнему выглядит скверно. Ужасающая неестественная краснота спала по большей части, но тело оставалось опухшим. Меня тревожило, как быстро дергается жилка на шее мужчины, и то, что он весь в поту.
— Локен, — позвала я, не надеясь, что он отзовется.
Но он меня услышал. Не открывая глаз, проговорил слабо: