Ловушка для Котенка
Шрифт:
Мы вместе завалились набок. На лоб орионца упала потемневшая от пота прядь; любительница порядка и опрятности, я инстинктивно откинула эту прядь, чтобы не лезла ему в глаза. Этот жест не остался незамеченным орионцем: он задрожал, лицо его снова исказилось, а глаза окончательно перестали видеть реальность.
— Я так виноват… — дрогнувшим, поломанным голосом проговорил он. — Не уходи… хотя бы во сне. Обними меня, мама…
Мука на его лице не могла оставить меня равнодушной: я обняла мужчину, и он, почувствовав это, прижал меня к себе так крепко, как только мог; такое объятие сторонний наблюдатель мог бы назвать излишне
Когда же я осмелилась пошевелиться, чтобы чуть переменить позу на более удобную, Локен он уже спал.
Я проспала всю ночь и проснулась резко, от ощущения, что пропустила что-то (а еще рука, которую я отлежала, дала о себе знать). Дернувшись, я приподнялась и, нахмуренная, огляделась. Отовсюду капало; ливень уже прошел. Как же крепко я спала, что пропустила грохот, с которым вода изливается на джунгли?..
«Просто ты сильно устала вчера и потому спала дольше и крепче, чем обычно», — дал понятный ответ разум. Пошевелив полу-онемевшей рукой, в венах которой как будто не кровь застоялась, а толченое стекло, я посмотрела на Локена.
Негодник снова отполз от меня во сне, широко раскинул руки, и к тому же улыбался, да еще и блаженно, пьяно — так улыбаются в эйфории. Ему снится что-то хорошее? Замечательно.
Я по привычке потянулась к фляжке с водой, но она была пуста. Странно… Отчетливо помню, что вчера оставила немного воды на утро, смочить горло — себе или орионцу.
— Я… иду… — произнес Локен с придыханием.
Страшная догадка пронзила меня. После отравления я в какой-то момент ощутила необыкновенную легкость во всем теле, приятное качающее тепло — это была пьянящая эйфория. Не это ли самое сейчас ощущает Локен?
Я склонилась к самому его лицу и позвала:
— Локен? Просыпайся, Локен!
Он качнул головой и нахмурился, показывая, как неприятны ему мои слова, и давая понять, что просыпаться не намерен.
— Умирать собрался?
На ум пришли вчерашние его обнимания с «матерью», полный вины и мольбы голос, искаженное страданием лицо.
Я схватила его за плечи и затрясла, вынуждая спуститься с безоблачного неба эйфории на бренную гебумианскую землю. Страх того, что в моем присутствии умрет человек, стал столь силен, что в кровь выплеснулась изрядная доля адреналина.
— Локен!!! — вскричала я, стремительно приближаясь к истерике.
Орионец вдруг открыл бесстыдные ясные глаза и ухмыльнулся:
— Испугалась?
На секунду я оторопела и, едва не умерев от избытка эмоций, немедля дала гаду пощечину.
— Как ты мог! — возмутилась я, но голос звучал в одинаковой мере и сердито, и радостно. Как бы то ни было, он жив… — Совсем ополоумел?
Локена даже пощечина не остудила. Он засмеялся:
— Видела бы ты свое лицо, Унсури!
— Ты бы свое видел! — бешено пикировала я, поднимаясь. — Вставай, шутник доморощенный!
Локен поднялся очень уверенно для человека, который почти умирал от интоксикации
— Я уже вставал два раза — на рассвете и когда начался ливень; ты спала. Будить не стал, так сладко ты похрапывала.
— Я не похрапываю!
— Еще как. Потому я и пришел в себя: так мне в ухо заливала, тут бы и мертвый встал.
— Лучше б ты умер! — пожелала я искренне.
— Если бы ты этого хотела, ты выхаживать меня не стала, — сделал он весьма логичный вывод. — Где моя одежда? Я искал и не нашел.
Я показала, где одежда орионца. Локен начал одеваться. Только тогда и стало заметно, насколько он слаб и как плохо выглядит: ноги дрожат; руки словно сильно отяжелели; морщится, поворачивая голову; кожа все еще имеет нездоровый цвет; под глазами синева; черты лица заострились, и в то же время лицо остается одутловатым.
Я имела полное право злиться на Локена за мерзкую выходку, но злиться не получалось. Сейчас важно лишь то, что он жив и в своем уме.
— Очень плохо? — не без сочувствия спросила я, когда Локен пошатнулся.
— А что, ты уже успела забыть, каково это?
— Ничего я не забыла. Просто я знаю, отчего чуть не умерла, а вот почему ты — неизвестно.
— Тут не угадаешь, Унсури. Аллергия, паразиты… К тому же, я младший. Нас может убить любая мелочь.
— Ты едва стоишь, — покачала я головой. — Тебе бы еще отдохнуть.
— Я быстрее приду в норму, если заставлю себя держаться на ногах и ходить.
Одевшись, Локен выпрямился было, но сильная слабость согнула его снова. На моем лице появилась улыбка, когда я заметила, что собственная слабость вовсе не злит орионца, а забавляет. «Экий я смешной и беспомощный», — говорило его лицо. Будь на месте Локена центаврианин, его бы такое незавидное положение заставило уверовать в собственную никчемность и сникнуть.
Я подошла к Локену и дала ему о себя опереться. Он принял мою помощь без типично мужских бессмысленных заявлений вроде «Я сам устою», и обратил на меня лукавый взгляд.
— Я должен тебя поблагодарить за то, что возилась со мной, что не бросила, не подала знак военным. Но я тебе иное скажу. Не следовало меня спасать, Унсури. Я не тот человек, за чью жизнь стоит бороться.
Меня покоробили его слова.
— Думаешь, я спасала тебя по доброте душевной? Тебя — высокомерного нахала и шовиниста? Локен, я отлично понимаю, что для человечества и вселенной ты не представляешь никакой ценности, более того — приносишь вред. Спасла я тебя только потому, что сама, к большому сожалению, в джунглях выживать не умею. К тому же, если что, я всю вину за похищение гибридов могу скинуть на тебя и Гетена. Так что не обольщайся. По велению сердца я бы тебя спасать не стала.
— Хорошо, — не знаю, поверил ли мне орионец, но такой ответ он принял и обвел взглядом окружающую нас зелень. — Мы должны идти дальше, но теперь, Унсури, ты будешь за главную.
— Прежде расскажи всю правду о Гетене и о себе.
— Потом.
— Нет, сейчас, пока ты слаб.
— Ков-а-а-арная, — протянул полу-восхищенно орионец. Он с некоторых пор смотрел на меня иначе, чем раньше, не раз и не два я замечала в его глазах удивление. Определенно, он поменял обо мне мнение в лучшую сторону. Но это не значит, что я расчувствуюсь, возгоржусь и забуду, что именно он и его дружки-заговорщики втянули меня в опасную для жизни авантюру.