Ловушка

Карранса Майте

Если честно, все это было побочным эффектом неудачной голодовки, которую он устроил Леоноре, чем в первую очередь воспользовалась его толстая сестра, не преминувшая проглотить его ужин, завтрак и обед. Леонору, правда, это нисколько не смутило — она стала бесчувственной рабыней Эрнесто, который держался жесткой линии и заявлял, что тело человека способно вынести тридцать семь дней без еды, так что его сын, вернувшись из поездки, сможет прожить еще четыре из них и даже успеет составить завещание. Конечно, если не будет есть в Ирландии, чем Цицерон пригрозил

родителям.

Информацию о голоде и его последствиях Эрнесто узнал с помощью поисковой системы «Google» и угодил в хитрую ловушку, ведь Интернет был его личным злейшим врагом. И почему отец доверял только «Google», снабжавшему его столь банальными сведениями?

Однако то обстоятельство, что сын будет отсутствовать дома целых тридцать семь дней, успокоило Леонору, радовавшуюся, что ей не придется заботиться о его питании и других второстепенных потребностях.

Очень хорошо. Цицерон решил припомнить другие способы сделать родителей козлами отпущения, а именно найти вариант, который позволит ему умереть еще быстрее, причем не столь болезненным способом. Кажется, он слышал что-то о смертельной токсичности мыла… Почему бы и не попробовать? Это был бы простой и довольно экономичный способ покончить с собой. (И теперь у Цицерона всегда был с собой кусок мыла.)

Цицерон огляделся вокруг. И почему ни у кого нет глаз во лбу? Даже самый недалекий человек без труда мог бы понять, что в самолете находится подросток, готовый наложить на себя руки.

Уже более тридцати семи часов мысль о смерти не выходила у Цицерона из головы. Он был просто убежден, что лучше избавиться от отвратительной жизни до того, как она (скверная жизнь) нанесет тебе сокрушительное поражение, вынудив провести остаток дней изгнанным из волшебной страны Роенгрина.

На его лице было просто написано: «ПОДРОСТОК, ПЕРЕЖИВАЮЩИЙ КРИЗИС». Его налившиеся кровью глаза подавали сигнал S.O.S.

«На помощь! Помогите мне! Дайте мне компьютер, подключите его к Интернету, иначе я умру!» — взывал Цицерон в тишине.

Но ничего не происходило, и все отводили от него взгляды. Всем было совершенно безразлично, пробьет ли он себе голову молотком или выпрыгнет в иллюминатор, лишь бы его мозги не испачкали им сиденье.

Все, летевшие с ним в самолете, были одной шайкой эгоистов, слепых, глухих и немых. Никто никому не помогал, никто не сочувствовал соседу по полету, стюардессе, пассажирам одного с ним рейса. Они напоминали горстку леденцов, брошенных в один кулек и герметично изолированных в своей упаковке.

И этот мир родители ставили ему в пример? Какая отвратительная жизнь! Ради чего учить английский, если он вряд ли пригодится ему в жизни? Или кто-то подойдет к нему просто ради удовольствия поговорить?

— Привет, как дела? Как тебя зовут?

Не может быть! С ним заговорили?

Рядом никого не было.

Цицерон занял очередь на крохотном пространстве перед туалетом, за ним пристроилась белокурая крашеная девица, сидевшая в середине соседнего ряда. Самая говорливая и отвратительная из трех. Хотя и самая симпатичная. Она явно принадлежала

к тем особам, которые никогда не взглянули бы на него, уж не то чтобы заговорить. Может, она грезится ему после голодовки? (На самом деле Цицерон не голодал, сегодня утром он тайком съел пончик.)

Белокурая девица обратилась к нему с гримасой на лице, призванной имитировать улыбку.

— Наверное, я нечаянно наступила тебе на ногу?

— Мне?

— Да, тебе. Я… Анхела.

Цицерон оторопел.

— И ты хочешь узнать, как меня зовут?

— Да, хотелось бы. Мы ведь будем учиться вместе и…

Она собиралась ограбить его. Или это опасная сумасшедшая, коллекционирующая имена? А может, она член ассоциации сочувствующих девиц из бригады по борьбе с самоубийствами?

— Хорошо, меня зовут…

Цицерон раздумывал, назвать ли ей свое настоящее, но не впечатляющее имя, которое всегда вызывало вопросы, или ненастоящее — имя эльфа-охотника.

Пока он размышлял, белокурая девица, которая в действительности не имела ни малейшего желания узнавать, как его зовут, задала свой главный вопрос.

— На этой фотографии изображен ты, правда? — она вытащила из кармана джинсов старый снимок, на котором он в крике раскрыл рот, когда «Дракон Хан» делал вираж. Сестра раскошелилась на эту фотографию, чтобы посмеяться над ним.

Цицерон снова раскрыл рот. Как мог этот ужасный моментальный снимок попасть в руки крашеной блондинки? Ему не пришлось задавать этого вопроса, так как девица сама же на него и ответила. Более того, она не дала Цицерону и слова вставить.

— Дело в том, что я нашла ее в багажном отсеке.

— Не может быть.

— Точнее, фотография почти выпала оттуда, а я ее подобрала.

Цицерон наивно протянул руку, однако эта Анхела не вернула ему фотографию, как он рассчитывал.

— Нет, дело в том… я хотела попросить, чтобы ты мне ее подарил.

Цицерон замер с протянутой рукой.

— Зачем она тебе? — удивленно спросил он.

И тут девушка повела себя совершенно неожиданно. Она схватила Цицерона за руку, будто в той еще сохранились признаки жизни.

— Что у тебя на ладони?

Он понял, что она заметила его родимое пятно. Как утверждала Леонора, родинка человека говорит о том, сколь исключительна его мать.

— Это… это родимое пятно. Это же видно, разве не так?

— Да, я вижу, но это не пятно от грязи?

— Нет, оно не смывается. Оно у меня от рождения.

Девица вздрогнула, точно испытав отвращение, и Цицерон пожалел, что признался ей в столь интимных подробностях. Лучше было сказать, что это пятно от кетчупа, от свиной колбасы с перцем или от кровяной… Что происходит? Разве девицам можно доверять такие вещи?

— Ты не заразишься, точно.

Блондинка взяла его вторую руку и уставилась на нее с нездоровым любопытством. Любой мог бы подумать, что они держатся за руки.