Ложь
Шрифт:
БРИГС
Я едва могу поверить в то, что произошло.
В одну минуту, я в был в своём кабинете, зализывал раны, а в следующую, я глубоко в Наташе, трахаю ее на своём столе.
Безумно трахаю ее.
Не думаю, что когда-либо был таким же диким и безжалостным, как сегодня с ней, что не удивляет меня, учитывая то, как я к ней относился. Я думал, что над моей головой висит облако вины, говорящее мне, что мы не можем и не должны. Но вся вина испарилась в тот момент, как она сказала:
Конечно, некоторая вина угрожает поднять голову, готовая вступить в игру, как это всегда бывает. Она говорит мне, что я могу двигаться дальше, с кем угодно, кроме нее.
Но я хочу лишь ее.
И всегда хотел лишь ее.
Наверное, именно в этом и заключается мой страх. Потому что с Наташей это не интрижка, не случайные отношения. Я сходил с ума по ней раньше, и я, конечно же, потеряю себя снова, если уже этого не сделал.
В смысле, прошло лишь пара часов с того момента когда я был в ней в своём кабинете, и этого не достаточно. Мне никогда не будет достаточно. Я смотрел, как она выходит из моей двери, и сразу же почувствовал себя лишенным чего-то и странно испуганным, словно что-то ужасное может произойти с ней между тем временем, когда она покинула мой кабинет, и тем временем, когда снова увижу ее в баре. Возможно потому, что я знаю, каково это потерять так много. Ставки становятся намного выше. Угроза повторения всего этого. У судьбы теперь может быть цель на моей спине, потеря притягивает потерю.
Но эти мысли совсем не помогают, поэтому я прилагаю все усилия, чтобы избавиться от них и продолжаю свой день.
Естественно, каждую минуту мои мысли возвращаются к Наташе.
То, как распахнулись ее губы от избытка страсти.
Опьяняющий взгляд сексуальных глаз.
Маленькие звуки, первобытные и задыхающиеся, когда она кончила.
Воспоминание наших обнаженным, потных тел будоражат меня, и я ощущаю это, что бы ни делал.
Я был с несколькими девушками до Миранды, и это никогда не было так. У меня была своя доля страсти с Мирандой, особенно после свадьбы.
И все же все это было совсем по-другому.
То, что мы разделили с Наташей, превосходит все ожидания и мечты. Мне трудно говорить об этом, не используя избитые фразы. Но я полагаю, слово «необыкновенно» могло бы подойти, хотя одно слово никогда не может сказать достаточно. Сомневаюсь, что все слова могли бы.
В шесть я собираюсь, натягивая джинсы, футболку и куртку, смотрю на себя в зеркало, прежде чем отправиться в паб через улицу.
Оказывается, я чертовски нервничаю. Это не имеет никакого гребаного смысла, учитывая все обстоятельства, но такова правда. Я киваю Максу и занимаю свое обычное место у стойки.
— Сегодня один? — спрашивает Макс, пока наливает мне пинту.
— На данный момент, — говорю ему.
— Та же деваха? — спрашивает он, глаза мерцают.
Я беру у него пиво и криво усмехаюсь.
— Деваха? Мы что, в пятидесятых? Да, та же женщина.
— Хорошо, — говорит он. — Я уж начал было думать, что ты всегда будешь сидеть здесь один.
Я вскидываю бровь. У нас с Максом отношения бармен-клиент, но он знает о Миранде и Хэймише. В мою вторую ночь в баре мы разговорились, и когда люди спрашивают о моем прошлом, есть ли у меня семья, я не из тех,
— Поживем - увидим, — говорю ему, такой осторожный.
— Неа, — громко говорит он с большой улыбкой, демонстрирующей клыки. — Ты знаешь, я эксперт в любви.
— Лишь потому, что ты бармен...
— Да, бармен, конечно, — говорит он, наклоняясь через стойку. — Но я так же был и священником. Гуманист. Я все еще он и есть.
Почти выплёвывая пиво, я осматриваю Макса с ног до головы. Максу, должно быть, ближе к шестидесяти, с большим пивным брюхом, спутанными седыми волосами и усами, которые выглядят так, будто были сорваны с лица Граучо Маркса. Он больше похож на седого старого шофера, чем на священника.
— Хочешь сказать, ты женил людей?
— Да. Тех, кто были не религиозны или хотели свадьбу не в церкви. Люди оформляли документы в Отделе записи актов гражданского состояния, а потом я проводил церемонию. Эта халтура была у меня задолго до того, как я занял это место. Тогда я соединял людей, а теперь выслушиваю их проблемы, — добавляет он со смехом, пока выражение лица не становится серьезным. — Так что поверь мне, когда я говорю, что видел много пар.
Насколько я жалок, потому что хочу, чтоб он продолжал говорить обо мне и Наташе?
— Ты знал ее раньше, — замечает он.
Киваю.
— Да. Пару лет назад.
— Да, я так и понял.
Складываю руки перед собой.
— Что ты ещё понял?
Он ухмыляется так, словно у него на руках все козыри.
— Могу сказать, что она любит тебя.
Его слова заставляют мое сердце биться чаще. Я качаю головой, отказываясь даже на секунду верить в это.
— Я так не думаю.
— Однажды она полюбила тебя. Это просто так не исчезнет.
— И откуда ты знаешь, что она когда-то любила меня?
Он пожимает плечами, оглядывая паб.
— Это умение, которым обладает тот, кто не был влюблен. Вы не можете видеть это, пока не окажетесь в стороне. И, к сожалению, когда вы стоите в стороне, часто уже бывает поздно.
Он прав. Но я пережил слишком много стыда и горечи за эти годы, чтобы позволять себе думать, любила ли Наташа меня по-настоящему или нет. Хотя... теперь... я знаю, что любила.
И знаю, что тоже любил ее.
И я знаю, эти чувства возрождаются, снова становясь суровой правдой. Для нас не будет постепенного восхождения. Мои чувства не будут медленно переходить в нечто большее. Они сразу же рванут вперёд, как лемминги, прыгающие через обрыв. Не заглядывая в будущее, не боясь боли и не задаваясь вопросом, чувствует ли Наташа то же самое. Я пойду вперед и надеюсь, что свободное падение продлится ещё долго.
Я делаю глоток пива и вздыхаю.
— Ты говоришь, любовь не уходит? Что, если ее сожгли?
— Что ж. Любовь - это огонь, — просто говорит он, поднимая голову. — И огонь поднимается. Он создает пепел. И он поднимается над ними. Как любой человек способен справиться с тем, что должно было уничтожить его, любовь тоже способна на это.
Я хмуро смотрю на него, совершенно озадаченный этим своеобразным человеком.
— Макс, Макс, Макс, да я едва знаю тебя. Бармен, священник и поэт в одном лице.