Ложка дегтя
Шрифт:
Яркая зеленоглазая девушка с копной тёмно-рыжих волос, покраснев, вскочила с места и набросилась на поэта:
– Это не стихи! Это зелёная тоска убогого графомана! Нам не нужны такие упаднические вирши! Поэт должен рассказывать о покорении звёзд, романтике дальних странствий, силе человеческого духа!
Выпалив эту тираду на одном дыхании, девушка села и нервно отхлебнула из стакана.
– Точно, ерунда какая-то! – подтвердил атлетически сложенный парень, сидящий рядом с рыжей. – Зачем писать о тоске, разве нет других эмоций? Стремление, радость, любовь…
Высказавшись, он покосился на зеленоглазую соседку. Остальные посетители возбуждённо загалдели,
– Таким как ты, Ант, нужно не стихи писать, а в откатилку сходить. Откатиться подальше в детство и научиться чему-нибудь полезному, - безапелляционно заявила рыжая.
– Пошли, ребята!
Она порывисто встала, едва не опрокинув стул. За ней немедленно поднялся атлет. Парочка направилась к выходу, туда же потянулись остальные посетители. Длинноволосый Ант на разгоне прочёл ещё пару тоскливых четверостиший, но, заметив, что кафе опустело, замолк, обречённо плюхнулся на стул и машинально глотнул из ближайшего стакана.
Я подтолкнул Виталика под столом ногой, мол, смотри как дилапер работает и учись, поднялся и подошёл к поэту. Он посмотрел на меня взглядом побитой собаки, чем ещё больше обрадовал.
– Замечательные стихи! – сказал я как можно проникновеннее.
– Тебе правда нравится? – спросил он с надеждой, встрепенувшись.
– Не то слово! – вздохнул я. – Твои стихи – это новая веха в поэзии.
– А они не понимают! – дрожащим голосом пожаловался длинноволосый, кивнув вслед уходящим. – Говорят, что тоска зелёная.
– Беда всех гениев, - заверил я поэта. – Твои стихи поймут лет через сто.
– Через сто лет я уже умру, - резонно заметил Ант. – И не знаю, оживит меня кто-нибудь из потомков или нет.
Ну конечно, как я мог забыть! Подобным «гениям» нужна слава здесь и сейчас.
– Печататься не пробовал? – сочувственно спросил я поэта.
Видимо, я брякнул что-то не то. Ант подозрительно посмотрел на меня и спросил, нахмурившись:
– Забредыш, что ли?
– В некотором роде, - ответил я туманно, не вдаваясь в подробности.
– А в вашем мире есть поэты? – поинтересовался Фил довольно равнодушно.
Естественно, подобные непризнанные гении считают поэтами только себя. А остальные так, бумагомараки.
– Конечно, - горячо заверил я. – В нашем мире умеют ценить таланты.
Поэт воровато оглянулся.
– Может, перепухнем ко мне и поговорим? – предложил он, оживившись.
– Я не один, – предупредил я, указывая на одиноко сидящего стажёра. – С напарником. Он тоже ценитель хороших стихов.
Ант с сомнением посмотрел на Виталика. Тот, прислушиваясь к нашему разговору, старался принять вид ценителя поэзии, что у него получалось не очень правдоподобно. Поэт, вздохнув, растворился в воздухе. Мы с новичком некоторое время смотрели друг на друга, не зная, что предпринять, пока длинноволосый не появился снова.
– Чего вы не перепухаете? – удивлённо спросил он.
– Не перепухается что-то…
– Перепухальника нет?
Я виновато развёл руками.
– Ну вы даёте! Поэзию ценить умеете, забредыши, а таких простых вещей не имеете, - покачал длинноволосой головой непризнанный гений. – Давайте руки.
Виталик подошёл к нам. Мы втроём взялись за руки, будто собрались закружиться в хороводе, и моментально перепухнули внутрь небольшой квартиры с большими окнами и высокими потолками. Комната, в которую нас запух поэт, смущала своей
– Моя обитель, - пафосно произнёс длинноволосый, обводя вокруг себя, не давая нам прийти в себя после перепухания. – Пристанище томящейся души.
Без всякой связи Ант принял поэтическую позу и с надрывом прочёл:
Рыдал я грустью, Пел печалью. И в мира устье Глядел я далью.Мне пришлось закатить глаза и перевести дух грустно и печально. На поэта это подействовало.
– Ант, - сказал он и приложил руку к сердцу. Мы с Виталиком ответно представились.
– Игнат? – вскинул брови поэт. – Виталик? Интересные имена, поэтические... Из каких далей прибыли к нам, забредыши?
«Из туманных», - подумал я, а вслух ответил:
– С Земли.
Недогадливый поэт удивлённо поморгал:
– А мы, по-твоему, где?
– С другой Земли, со смежной, - пояснил я недалёкому гуманитарию. – Смежные миры бывают, знаешь ли. Вещевод и всё такое прочее.
– Ну да, ну да, - равнодушно отреагировал Ант. Он сделал лёгкое движение, и из пола выросли три кресла. Графоман с размаху ухнул в одно из них. Я осторожно опустился в другое, ощупывая подлокотники. Виталик благоразумно остался стоять. Вот, значит, почему комната пустовата: аборигены помимо изготовления онтроники и перепухания умеют ещё и мебель творить на пустом месте. На кой чёрт при таких умениях нужны унылые стихи!
– Ты говоришь, у вас там умеют ценить настоящих поэтов? – напомнил мне поэт, возжелав продолжить разговор, начатый в кафе.
– О, да! Поэтов у нас ценят, - с чувством превосходства сообщил я. – У нас никто не заставляет творческих людей описывать романтику покорения звёзд. Наши поэты – свободные люди и пишут о чём хотят.
Межмирторговские дилаперы побывали в сотнях миров, самых различных: высокоразвитых и умирающих, рабовладельческих и социалистических, диктаторских и демократических. Но в любом из миров всегда находились такие диссиденты-интеллектуалы, мечущиеся и страждущие, с затравленным взглядом и бегающими глазками. Самое интересное, что все они считали, что общество на них давит и сковывает их творческий потенциал. Поэтому слово «свобода» для них было синонимом рая. Хотя многие из не понимали, что за свобода им нужна.
– Совсем свободные? – спросил Ант недоверчиво.
– Полностью, - кивнул я важно. – Они отвечают только перед собственной совестью.
Взгляд поэта превратился в горящий.
Земель много. В каждом смежном мире обязательно есть Земля. Некоторые отличаются от нашей сильно, некоторые почти неотличимы. Одни напоминают Землю начала нашей эры, другие – далёкое будущее, до которого нам ещё расти и расти.
Я дилапировал не один десяток миров. Но моя родная Земля – лучший из миров. У нас всё просто и понятно: смысл жизни – заработать как можно больше денег и с умом их потратить. Земляне – практики до мозга костей, не любят мечтателей, романтиков и альтруистов. Мне лично кажется, что энтузиасты и фантазёры – просто мусор цивилизации. Не будь наше общество слишком гуманным, их бы давно извели на удобрения. У нас всё устроено по справедливости: чем нужнее ты обществу, чем выше твоя выживаемость в обществе, умение приспособиться, тем у тебя больше денег. А общество само определяет, кто ему нужен в настоящий момент, и награждает нужного человека деньгами, развлечениями и прочими приятными вещами.