Лучше подавать холодным
Шрифт:
Больше всего хотелось встать на колени возле этого ублюдка, схватить его обеими руками за голову и колотить ею по красивой настенной резьбе, пока мозги не вылетят. И Трясучка чуть было так и не сделал.
Но все же заставил себя отвернуться. Заставил… и, пошатываясь, двинулся прочь.
Время тянулось бесконечно.
Монца лежала спиной к Трясучке, отодвинувшись от него как можно дальше, на самый краешек кровати. Еще немного – и упадешь. Меж занавесок на окне начал уже брезжить рассвет, тьма в комнате
Она пыталась думать о том, что сказал бы сейчас Бенна. Что сделал бы, чтобы ей стало лучше. Но не могла вспомнить даже его голоса. Бенна уходил все дальше, унося с собой самое лучшее в ней. Монца вспоминала его мальчиком – маленьким, болезненным, беспомощным, нуждающимся в ее заботе. Вспоминала мужчиной – смеющимся, скачущим рядом с ней вверх по горе к Фонтезармо и все так же нуждающимся в ее заботе. Она помнила, какого цвета у него были глаза. Помнила, какие складки появлялись возле уголков при улыбке. Но никак не могла увидеть саму улыбку.
Вместо брата перед нею представали со всеми кровавыми подробностями те пятеро человек, которых она убила. Гобба, цепляющийся за удавку Балагура распухшими, искалеченными руками. Мофис, корчащийся на полу в судорогах, с розовой пеной на губах. Арио, хватающийся за шею, по которой течет черная кровь. Ганмарк, проткнутый насквозь исполинским мечом Столикуса. Верный, утонувший, висящий на мельничном колесе. Не хуже нее…
Пятеро человек, которых она убила, и двое, что были еще живы. Резвый малыш Фоскар, еще даже не мужчина. И Орсо, конечно. Великий герцог Орсо, любивший ее как дочь.
«Монца, Монца, что бы я без вас делал?..»
Она сбросила одеяло, спустила ноги с кровати, натянула штаны, дрожа, хотя в комнате было очень жарко. Голова от похмелья гудела.
– Вы куда? – послышался хриплый голос Трясучки.
– Покурить надо.
Руки тряслись так сильно, что Монца с трудом прибавила огня в фонаре.
– Может, стоило бы курить поменьше? Не думали об этом?
– Думала. – Морщась от боли в кривых пальцах, она захватила щепотку хаски. – Решила, что не стоит.
– Ночь же сейчас.
– Ну, так спи.
– Дерьмовая привычка. – Он тоже сел, со своей стороны кровати, широкою спиной к Монце. Повернув голову, нашел ее краем целого глаза.
– Ты прав. Может, начать взамен выбивать слугам зубы? – Взяв нож, она принялась уминать хаску в чашечке трубки. – Рогонт, знаешь ли, был не в восторге.
– Не так давно вы сами были от него не в восторге, насколько помню. Похоже, ваши чувства к людям меняются вместе с ветром. Скажете, нет?
Голова у нее раскалывалась. Говорить не хотелось, не то что спорить. Но бывают времена, когда людям трудно удержаться от того, чтобы укусить побольнее.
– А тебе-то что? – огрызнулась она,
– А вы как думаете?
– Послушай, мне своих проблем хватает.
– Вы меня бросили – вот что!
– Бросила?
– Вчера! Оставили внизу со всяким дерьмом, а сами уселись важно наверху, с этим герцогом проволочек!
– Думаешь, от меня зависело, кто где, черт тебя подери, сядет? – усмехнулась Монца. – Он посадил меня туда, чтобы самому выглядеть лучше.
Трясучка помолчал немного. Отвернулся, сгорбился.
– Что ж, насчет того, чтобы хорошо выглядеть… я нынче не помощник.
Монца скривилась от неловкости и раздражения.
– Мне тоже нужна помощь Рогонта. Только и всего. Фоскар уже здесь, с армией Орсо. Фоскар здесь… – И должен умереть, чего бы это ни стоило.
– Все мстите, да?
– Они убили моего брата. Мне нет нужды объяснять тебе что-то. Ты и так знаешь, что я чувствую.
– Нет. Не знаю.
Она нахмурилась.
– А как же твой брат? Ты же вроде бы говорил, что его убил Девять Смертей. Я думала…
– Своего чертова брата я ненавидел. Люди звали его прирожденным скарлингом, но он был скотина. Учил меня по деревьям лазить, рыбу ловить, смеялся, по щеке трепал, когда отец был рядом. А когда отца не было, бил смертным боем. Потому что я якобы убил нашу мать. А все, что я сделал, – так это родился. – В голосе Трясучки не осталось гнева, он стал пустым. – Когда я узнал, что он мертв, мне смеяться хотелось. Но я плакал, потому что все плакали. И поклялся отомстить его убийце, потому что так положено, куда денешься. Я ж не хуже других… А когда услышал, что Девять Смертей прибил его голову к штандарту, я сам не знал, я ненавижу его за это или за то, что он украл у меня случай самому сделать то же самое. А может, мне и вовсе хотелось его расцеловать, как вы расцеловали бы… брата.
Монца готова была уже встать, подойти к нему, положить руку на плечо. Но тут он скосил на нее прищуренный, недобрый глаз.
– Хотя про это вам лучше знать, наверно. Как братьев целуют.
Кровь застучала у нее в висках с новой силой.
– Кем был для меня брат – мое дело! – Заметив, что тычет в сторону Трясучки ножом, Монца швырнула его на стол. – Я не привыкла объясняться! И не собираюсь начинать с людьми, которых нанимаю!
– То есть я для вас всего лишь наемник?
– А кем еще ты можешь быть?
– После всего, что я для вас сделал? После всего, что потерял?
Руки у нее затряслись еще сильнее.
– Я хорошо плачу, не так ли?
– Платите? – Он подался к ней, показал на свое лицо. – Сколько стоит мой глаз, сучка злая?
Монца сдавленно зарычала, вскочила на ноги и, прихватив со стола фонарь, направилась к балконной двери.
– Куда вы? – Голос у него внезапно стал заискивающим, словно Трясучка понял, что хватил лишку.
– Подальше от твоей жалости к себе, дурак, пока меня не стошнило!