Лучше подавать холодным
Шрифт:
– О чем я говорил?
– О возможности все это бросить, – сказал Балагур.
– Ах да! Была у меня возможность бросить. Но я решил вернуться. Измениться не так-то просто, верно, сержант? Я прекрасно все понимаю, не вижу в этом деле ни смысла, ни пользы и все же занимаюсь им. Но хуже я или лучше, чем человек, который действует во имя благородной цели, считая себя правым? Или человек, который ищет исключительно собственной выгоды, не задумываясь о том, кто прав, кто неправ? Или все мы одинаковы?
Балагур в ответ лишь пожал плечами.
– Убиваем людей. Калечим их. Ломаем
– Сколько?
– Дюжину? Два десятка? Или больше? Трудно провести грань между настоящим сражением и мелкой стычкой. Долгая осада, например, с многократными вылазками – это одна битва или несколько?
– Вы солдат, не я.
– Но даже я не знаю ответа. У войны нет четких граней. О чем я говорил?
– О многих битвах.
– Ах да. Их было много! И хотя я всячески старался избегать таких вот тесных схваток, частенько не получалось. Так что я хорошо себе представляю, что там сейчас творится. Со всех сторон мельтешащие клинки, щиты, копья. Давка, духота, зловоние пота и смерти. Ничтожный героизм и мелкие подлости. Растоптанные ногами гордые флаги и благородные люди. Отрубленные конечности, бьющая фонтанами кровь, расколотые черепа, вывалившиеся кишки. – Коска поднял брови. – Надо думать, еще какое-то число утонувших, учитывая обстоятельства…
– Сколько, по-вашему?
– Трудно сказать точно. – Ему вспомнились гурки, утонувшие во рву под Дагоской, трупы на морском берегу, омываемые набегавшими волнами, и Коска испустил тяжелый вздох. – Но почему-то, глядя со стороны, я не испытываю ни каких особых чувств. Это бессердечие? Или расположение звезд при моем рождении? Зато перед лицом опасности и смерти я всегда весел. Больше, чем в любое другое время. Счастлив, когда следует бояться, полон страха, когда все спокойно. Я – загадка даже для самого себя. Перевертыш я, сержант Балагур! – Он засмеялся, потом вздохнул, притих. – Человек вверх ногами и наизнанку.
– Генерал… – Над ним снова наклонился Эндиш, занавесил панораму битвы длинными волосами.
– Ну что, что тебе надо? Я пытаюсь философствовать!
– В сражение уже брошены все осприанские силы. Вся пехота. Резервов у них нет, только кавалерия.
Коска, прищурясь, глянул в сторону брода.
– Вижу, капитан Эндиш. Мы все это видим совершенно отчетливо. Сообщать очевидное нет нужды.
– Ну… нам не составит труда добить поганцев. Прикажите только, и я обо всем позабочусь. Момента удобней не придумать.
– Благодарю, но схватка выглядит слишком уж жаркой. Мне и здесь хорошо. Так что подождем еще немного.
– Но почему не…
– Ты все еще не уяснил себе, что такое субординация? Проведя столько лет в походах? Я потрясен. Знаешь,
Эндиш почесал немытую голову.
– Мысль я понял.
– Так действуй в согласии с ней. Найди тенистое местечко, дай отдохнуть ногам. Хватить бегать попусту. Бери пример с моей козы. Ты видишь, чтобы она суетилась?
Коза, оторвавшись на миг от щипания травы меж оливами, заблеяла.
Эндиш упер руки в бока, недовольно поморщился. Посмотрел на реку, на Коску, бросил кислый взгляд на козу. Затем развернулся и, качая головой, ушел.
– Все носятся, носятся… будет нам покой, сержант Балагур, или нет? Минутки в тени посидеть не дадут. О чем я говорил?
– Почему он не атакует?
Увидев Тысячу Мечей – черные силуэты лошадей и людей с копьями на фоне ясного голубого неба, – выдвинувшуюся за гребень холма, Монца решила, что они готовятся к броску: спокойно прошлепать по верхнему броду и зайти на войско Рогонта с фланга, в точности, как она и предсказывала. Как сделала бы сама. Один удар – и конец сражению, Лиге Восьми и ее собственным надеждам. Проворней Коски никто не сорвал бы легкий плод, и никто не сожрал бы его быстрее, чем люди, которыми она некогда командовала.
Но Тысяча Мечей так и стояла на вершине Мензийского холма и выжидала. Неведомо чего. В это время талинцы Фоскара отчаянно пытались прорвать заслон осприанцев Рогонта и выбраться на берег – по колено в воде, беспрерывно осыпаемые со склона стрелами, которые неумолимо сокращали их ряды. Течение уносило тела павших, прибивало их к берегам, колыхало на отмелях ниже брода.
А наемники все не двигались с места.
– Зачем он выставил их, если не собирается спускаться? – Монца в раздумьи закусила губу. – Коска не дурак. К чему терять фактор неожиданности?
Герцог Рогонт пожал плечами:
– Стоит ли на это сетовать? Чем дольше он выжидает, тем лучше для нас, не так ли? Нам и Фоскара хватает.
– Что у него на уме? – Монца в который раз вскинула взгляд на строй всадников у оливковой рощи на вершине холма. – Что задумал этот старый ублюдок?
Полковник Риграт на взмыленном коне вылетел из-за палаток, заставив броситься врассыпную праздных наемников, чуть не налетел на кресло Коски и остановился, свирепо натянув поводья. Соскочил с седла, чуть не упал, выдернул сапог из стремени и, срывая с рук перчатки, яростно завопил:
– Коска! Коска, черт вас дери!
– Полковник Риграт! С добрым утром, мой юный друг. Надеюсь, у вас все хорошо?
– Хорошо?.. Почему вы не атакуете? – Тот ткнул в сторону реки пальцем, где-то, видать, оставив свой жезл. – У нас сражение в разгаре! Чистая бойня!
– Да, да, вижу. – Коска, качнувшись вперед, легко поднялся на ноги. – Но лучше, пожалуй, обсудить это вдали от посторонних ушей. Не стоит скандалить на людях. К тому же вы пугаете козу.
– Кого?
Коска, проходя мимо, ласково похлопал пасущееся животное по спине.