Лучше подавать холодным
Шрифт:
– Вот как, правда? – Взгляд воспаленных глаз Орсо обратился к Морвиру. – А вы что скажете, отравитель?
– Ваша светлость… – Тот снова согнулся в угодливом поклоне. – Моя успешная карьера основана на принципе, который гласит – нет ничего живого, у чего нельзя было бы отнять жизнь. Меня всегда изумляла скорее легкость совершения убийства, нежели его невозможность.
– Не желаете ли доказать это?
– Ваша светлость, молю только об удобном случае. – И Морвир отвесил еще один поклон, будучи твердо убежден, что с поклонами не переусердствуешь, имея дело с такими людьми, как Орсо. Великий эгоизм этих
– Что ж, я согласен. Убить Монцкарро Меркатто. Убить Никомо Коску. Убить Котарду, графиню Аффойи. Убить Лирозио, герцога Пуранти. Убить Патина, первого гражданина Никанте. Убить Соториуса, канцлера Сипани. Убить великого герцога Рогонта, прежде чем он будет коронован. Пусть я потеряю Стирию, но я отомщу. Можете быть уверены.
Морвир сердечно улыбался, когда началось перечисление. К концу задрожал, хотя со стороны, возможно, кто-то и мог счесть улыбкой гримасу, которую он удерживал на трясущихся губах ценою величайших усилий. Похоже было, его отважный шаг увенчался небывалым успехом. Поневоле вспомнилась попытка досадить четверым своим мучителям в приюте, добавив в воду слабительных ланкамских солей. Она привела к безвременной кончине всех работников заведения и большинства детей…
– Ваша светлость, – он откашлялся, – это немалое количество убийств.
– И несколько громких имен в придачу к вашему списку, не так ли? Вознаграждение тоже будет немалым, не сомневайтесь. Верно, мастер Сульфур?
Тот перевел взгляд разноцветных глаз со своих ногтей на Морвира.
– Разумеется. Я, видите ли, представляю банкирский дом Валинта и Балка.
Морвир поморщился.
– Ох… я и вправду не имел ни малейшего представления, поймите… – Как же ему сейчас хотелось, чтобы Дэй была жива. Тогда он мог бы с негодованием возложить всю вину на нее и предоставить герцогу для его темниц нечто материальное…
По счастью, мастер Сульфур вроде не искал козла отпущения. Пока.
– О, вы были всего лишь орудием, как сами говорите. И если будете разить столь же метко в наших интересах, беспокоиться вам не о чем. Кроме того, Мофис был ужасным занудой. Что скажете, если все пройдет удачно, о сумме в миллион скелов?
– Миллион… скелов? – пролепетал Морвир.
– Нет ничего живого, у чего нельзя было бы отнять жизнь. – Орсо, не сводя глаз с лица Морвира, подался вперед. – Что ж, приступайте!
Пока они добрались до места, стемнело. В окнах начал загораться свет, в черном небе засверкали, словно бриллианты, высыпанные ювелиром на бархат, звезды. Шенкт Аффойю не любил. В этом городе он, будучи мальчиком, учился до того, как впервые встал на колени перед мастером и поклялся никогда не вставать на них впредь. В этом городе он влюбился в женщину слишком богатую, слишком взрослую, слишком красивую для него, отчего превратился в слезливого дурачка. На здешних улицах стояли рядами, помимо древних колонн и вечно жаждущих влаги пальм, воспоминания о детской ревности, стыде и горьких обидах. Странно, но, сколь бы жесткой и прочной ни становилась с возрастом кожа человека, раны юности никогда не затягиваются.
Аффойю Шенкт не любил, но сюда привел его след. Одних неприятных воспоминаний было маловато, чтобы бросить работу на полпути.
– Здесь?
Кривой
– Здесь, – прошелестел нищий, обдав Шенкта зловонным дыханием.
– Хорошо. – Тот вложил в грязную ладонь пять скелов. – Держи. – Сжал руку нищего в кулак, обхватил его поверх своим собственным. – И больше сюда не приходи. – Придвинулся ближе, сдавил кулак сильнее. – Никогда.
Затем пересек мостовую и шагнул в запущенный палисадник перед домом. Сердце заколотилось с непривычной быстротой, на лбу выступил пот. Неслышно ступая разношенными старыми сапогами меж сорняков, Шенкт подкрался к освещенному окну. Нерешительно, чуть ли не боязливо заглянул в него. Увидел на потертом красном ковре перед разведенным в очаге огнем троих детей. Двух девочек и мальчика с одинаковыми рыжими волосами. Они играли с ярко раскрашенной деревянной лошадкой на колесиках. Карабкались на нее, то подсаживая друг друга, то отталкивая, и повизгивали от смеха. Шенкт присел перед окном на корточки, не сводя с них завороженного взгляда.
Невинные. Не сформировавшиеся. Имеющие всю полноту возможностей. Им еще не приходилось делать выбор или принимать выбор, сделанный за них. Перед ними еще не закрывались двери, оставляя одну-единственную дорогу. Они еще не вставали на колени. И в этот краткий, исполненный очарования миг могли быть кем угодно…
– Ну-ну. И кто это здесь у нас?
Она смотрела на него, склонив голову набок, с крыши низенького сарайчика. Свет из окна через дорогу выхватывал из темноты прядь рыжих волос, рыжую бровь, прищуренный глаз, веснушчатую скулу, уголок рта, зажатую в руке блестящую цепочку, на конце которой покачивался стальной крест с заточенными краями.
Шенкт вздохнул.
– Надо же, я тебя не заметил.
Она спрыгнула с крыши, приземлилась, звякнув цепочкой, на корточки. Быстро выпрямилась во весь рост, шагнула к нему, поднимая руку.
Шенкт сделал вдох. Медленно, медленно.
Видел каждую черточку ее лица – морщинки, веснушки, крохотные волоски над верхней губой, песочного цвета ресницы, поползшие вниз, когда она моргнула.
Слышал каждый удар ее сердца, мощный, как удар тарана в ворота.
Бум… бум… бум…
Она закинула руку ему за шею и припала в поцелуе к губам. Он обеими руками обхватил ее худенькое тело, крепко прижал к себе. Пальцы ее запутались у него в волосах, цепочка скользнула вдоль спины, крест легонько стукнул по ноге. От поцелуя, нежного, неторопливого, огонь разлился по телу до самых пяток.
Она отстранилась.
– Долго тебя не было, Кэс.
– Знаю.
– Слишком долго.
– Знаю.
Она кивнула в сторону окна.
– Они по тебе скучают.
– Можно мне?..
– Ты знаешь, что можно.
Она ввела его в дом, в узкий коридор, где отцепила от запястья и повесила на крюк свою цепочку с крестообразным ножом. Из комнаты выбежала старшая девочка и при виде Шенкта остановилась как вкопанная.
– Это я, – сказал он сдавленным голосом и медленно шагнул к ней. – Я…