Лучшие уходят первыми
Шрифт:
– Я ей сказала, что Чумарова не отдам. И не потому, что он такое уж добро, а из принципа. Все-таки замужество для бабы вроде как знак качества на товаре. Герасимову аж передернуло при этих словах, – Регина хмыкнула. – И если мы когда-нибудь с ним разведемся, говорю, то решать буду я, а не Чумаров. Я его брошу, а не он меня. Понятно, спрашиваю, излагаю?
– И что было дальше?
– Ничего. Она сказала «посмотрим» и ушла. Вообще-то, капитан, она мне понравилась. Родственную душу сразу усекаешь. Если бы не этот… чудак, мы бы с ней подружились. Не было в ней бабьей подлости – позвала и честно предупредила. Вроде как мужской поступок. Респект и уважуха. Хотя какие теперь мужики… Все по старой памяти говорим «мужской характер»,
Говорила Регина очень образно, и слушать ее было одно удовольствие. Федору казалось, что он в театре. Никогда еще он не чувствовал себя настолько близким к богеме, как в последние два дня. Вербицкий, Регина, Чумаров – все были удивительно искренни и с удовольствием обнажались, а если и переигрывали, то очень органично и почти естественно.
– У меня алиби, – сказала вдруг Регина после минутного молчания. Видимо, молчание капитана она приняла за хитрый тактический ход.
– На какое время?
– Ай да хитер, капитан! – хрипло расхохоталась она, хлопнув рукой по столу. – Ее убили когда? С пятницы на субботу. Вот на всю ночь у меня и алиби. Мы даже домой не пошли, ночевали в ателье. Игорек, наш главный дизайнер, три девочки, я и Витя. У нас показ через неделю, вроде как генеральный прогон был. Нам из соседнего кафе пиццу приносили в три утра. И кофе. Я лично расплачивалась. Ночью самый жор нападает. И девочки навернули за милую душу, наплевали на диету. Витька приехал около одиннадцати, думал забрать меня, да так и уснул здесь на диване. А я отсюда ни ногой. Четыре человека могут подтвердить.
– А ваш муж?
– Что муж? Чумаров мухи не убьет. Однажды домработница котят утопила в ведре, так с ним, поверишь, форменная истерика случилась, нежный очень. Дрых до утра на этом самом диване, – Регина потыкала пальцем в низкий кожаный диван, стоявший в углу комнаты. – В семь мы закончили, я его растолкала, и мы поехали домой. Да и зачем ему? Все знают про его… э… романы. Мотива нет.
– Вы рассказали мужу о встрече с Герасимовой?
– Еще чего! Сначала хотела, уж очень у меня руки чесались приложить его как следует, а потом думаю: нет! Не хотела провоцировать. Слабаки, они что хошь выкинут с перепугу. У моей подруги муж гулял, но не разводился. Так эта дура кинулась выяснять отношения, она, говорит, или я. Он подумал и сказал: она – и пошел укладывать чемодан. Я Витьке ничего облегчать не буду. Он же всю жизнь гуляет, хоть и трус. Глаза боятся, а руки делают. Герасимова не первая и не последняя пассия. Она, конечно, получше других была… Он даже за моими девочками пытался ухлестывать, но они мне все рассказывают, я ж им как мать. Хоть и стружку иногда снимешь, они ж дурные совсем, как котята. Никогда Чумаров ни на что не решился бы. Никогда! И знаешь почему? – Она, ухмыляясь, смотрела на капитана. – Потому что тогда прощай теплое местечко на ТВ. Мой канал, понятно?
– Я могу поговорить с вашим персоналом?
– Да говори сколько влезет! Я даже не буду их предупреждать, чтобы не мололи лишнего. Пусть все будет чисто. Мне бояться нечего.
– Ваш дизайнер не местный? – не удержался Федор.
– Чертушка? Конечно, не местный. Он же негр. Или мулат, черт его разберет. Папа – из Кении, большая шишка в правительстве, мама – из нашего города. Расовый коктейль. Фамилия Нгелу-Икиара. Игорь Нгелу-Икиара! С такой погремухой никаких других талантов не надо. Экзотический дизайнер, торчит на африканских мотивах в лилово-желтой гамме. Самые дикие сочетания красного, лилового, желтого и белого, а ведь смотрится! Уму непостижимо. – Регина оживилась, потыкала сигаретой в пепельницу, разогнала рукой дым. – Он вернул женский силуэт-ретро – конец пятидесятых – и туфли-лодочки
Игорек Нгелу-Икиара успел переодеться. Вернее, надеть навыпуск белую рубаху без воротника. А лиловый жилет – сверху. В таком прикиде, будь он не черным, а белым, Игорек напоминал бы полового из псевдославянского ресторана «Бублик с маком». Бритый череп негра блестел, как полированное дерево. Мягко светилась серебряная сережка в левом ухе. Федор задержал взгляд на его руках – поразительно красивых, с тонкими гибкими пальцами, с перламутровыми узкими ногтями и розовой ладошкой. Игорек вдруг протянул руку и потрогал мускулы на левой руке капитана.
– Ого, – восхитился он, – качаетесь?
Федора как током шарахнуло. Он вспыхнул и непроизвольно дернул плечом. Негр, довольный произведенным эффектом, хихикнул, погладил себя по гладкому черепу, потянулся. Движения его были по-кошачьи грациозны, выдавая поколения африканских охотников-бушменов, и исполнены странного смысла, смутившего капитана.
– Какой ужас, – непринужденно произнес негр, с улыбкой глядя на капитана, – весь город гудит о ритуальном убийстве. Я знал эту женщину.
– Лично?
– Нет, видел ее передачи. Умная и гуманная, не то что эти уроды! Меня не удивляет, что убили именно ее.
– Почему?
– Лучшие уходят первыми. Закон жизни на данном этапе. Мы вошли в черную астральную полосу…
– А вам что-нибудь известно об убийстве? – поспешно перебил Федор, нутром чувствуя, что рассуждение об астральных полосах может затянуться надолго.
– Нечего не известно. Неважно, кто ее убил!
– А что важно?
– Убийца был орудием.
– Понятно, – вздохнул Федор. – А что вы делали ночью тринадцатого июня?
Игорек задумался, с удовольствием разглядывая капитана. Наконец сказал:
– Мини-показ. Всю ночь провели тут. Мадам была злая, как бешеная корова. Пиццу заказала самую дешевую, жадная. Машу чуть не убила. Злится, что у Маши много молодых людей. Ревнует.
– А Чумаров?
– Был тоже. Выпил полбутылки ее виски и спал в кабинете. Она его чуть не убила из-за виски. Жадная. Все время жалуется, что нет денег.
– Никто никуда не отлучался?
– Чумарова я вообще не видел. Мог уйти свободно. Там черная лестница рядом, дверь не закрывается. Девочки были на глазах. Мадам их загоняла. Она выходила около… – Он задумался. – Точно не помню, но не было долго. Может, час. Мы думали, с Чумаровым собачилась. Вроде слышали крики. Они все время скандалят. Я включил музыку. Потом приехал ОМОН.
– ОМОН?
– Ага. Соседи вызвали, спать мешаем.
– А где была Регина?
– У себя. Мы сказали: больше не будем, девочки очень просили, чтобы мадам не узнала. Хорошие ребята, – Игорек мечтательно облизнулся. – Она вполне могла наброситься на копов, нас уже закрывали однажды. Старый Деревянко отмазал. Она и не знает. Мы ей не сказали. Я скоро уеду, – Игорек доверительно смотрел на капитана. – Надоело. Меня в метрополию зовут. Правда, там первым уже не буду, как здесь, но я еще молодой. Мадам просто халда. – (Федор едва сдержал улыбку – уж очень непривычно было слышать подобные словеса из уст черного человека!) – Ругается, как бомж. Надоело. Жадная. За копейку удавится. Стареет. На девочек злится, завидует. И виски хлещет как лошадь. Чумарова жалко, он слабый человек. У него был роман с этой женщиной. Я думаю, Регина запросто могла убить. Она кого хочешь замочит. Иногда так посмотрит, аж мороз по коже. Может, она и убила.