Лучшие уходят первыми
Шрифт:
Благодушное выражение лица негра никак не вязалось с его словами. Он обвинял в убийстве свою работодательницу с такой легкостью, словно рассказывал о ее милых и невинных причудах вроде привычки есть пиццу по ночам, спать при включенном свете или не причесываться по понедельникам. Федор задумчиво смотрел на негра. Негр смотрел на Федора. Оба молчали.
– Спасибо, – наконец произнес Федор. – Вот вам мой телефон, на всякий случай… – Он осекся, заметив радость, промелькнувшую на лице Игорька. Фраза действительно прозвучала двусмысленно.
«Черт! – ругнулся в сердцах про себя. – Ну как работать с такими?
Моделек
– Ну, мы это… типа… всю ночь здесь, – сказала Маша, которая была за старшую. – Мадам совсем озверела, кидалась…
– Не так встали, не так пошли… – вмешалась девушка номер два – рыжая, с лисьим личиком.
– Оттягивается за Чумарова, – добавила девушка номер три.
– Он гуляет! – Это Маша.
– Ни одной юбки, козел, не пропускает… – Девушка номер два.
– Лидочка из-за него ушла… – Номер три.
– Мадам их застукала! – Маша.
– Жирный, щеки трясутся! – Номер два.
– А мадам! Перегаром так и несет, особенно по утрам, хоть противогаз надевай! – Номер три.
– И ругается! – Маша.
– И жадная. Игорек скоро уходит.
– И правильно! Я тоже бы ушла…
– Куда это, интересно?
– Замуж!
– За кого? За своего мудозвона?
– Почему это мудозвон?
– Потому. Сама знаешь почему!
Модели забыли о Федоре. Шум стоял, как на птичьем базаре.
– Девушки! – рявкнул он. – По очереди! Отвечайте только на поставленные вопросы. Кто отлучался ночью и на какое время?
Они переглянулись.
– Никто, – сказала Маша. – Никто, по-моему.
– Что «никто»?
– Не отлучался.
– Мадам отлучалась, когда Витя пришел.
– Точно! Наверное, было одиннадцать или двенадцать. Или даже час ночи.
– Лерка еще сказала, что сейчас мадам Вите… – Девушка номер два запнулась. Маша толкнула ее локтем. Федор кашлянул. – Накидает! – нашлась девчушка. – Она же его бьет!
– Ладно, девушки, – сказал он, – всем спасибо. Вот номер моего телефона, если вспомните что-нибудь важное, звоните.
Девушки упорхнули, как стайка птичек. Из коридора донеслись хихиканье и жеребячий топот. Федор потер лицо ладонями, чувствуя себя, будто целый день разгружал вагоны. Сейчас его скромный кабинет казался самым желанным местом на свете. Он взглянул на часы. Шесть. Закрыть дверь, положить перед собой листок бумаги, взять остро отточенный карандаш… и за работу! Коридоры опустеют, наступит тишина. И никаких больше женщин на сегодня.
«Ни за что не женюсь! Никогда и ни за что! – пообещал себе капитан. – Ни за что на свете! Я не самоубийца. Сначала спящая красавица Окулова, перегревшаяся на солнце, потом крокодил Регина, безмозглые модельки и негр по имени Игорек! Ужас!»
Хотя непонятно было, какое негр Игорек имел отношение к женитьбе Федора.
На улице капитана ожидал легкий на помине дизайнер Игорек. Полосатая черно-оранжевая африканская торба ковровой ткани через плечо, лицо задумчивое. Покусывает зеленый листок крупными белоснежными зубами.
Федор сдержал стон.
– Я вот что подумал, кэп… – начал Игорек.
– Ну? – невежливо перебил его Алексеев. – Вспомнили что-нибудь?
– Нет, но у меня появилась идея.
– Интересно, – буркнул Федор.
– У нас нет мужской модели, – сказал
– Что? – До Федора не сразу дошло, что имеет в виду дизайнер. – Я? Да… ты! Совсем сбрендил?
Чаша терпения Федора была переполнена. Он, не прощаясь, оставил Игорька и стремительно бросился через дорогу к своему «Форду» как к спасительному плоту в нелепом море житейском. Рухнул на сиденье, дрожащими пальцами вставил ключ в замок зажигания и рванул с места как на пожар. Впервые в жизни он проскочил перекресток на красный свет, что заставило его задуматься о причинах, толкающих человека на преступление. На спонтанное, непредумышленное преступление, совершенное под влияним сильного чувства. Сильное чувство может быть вызвано любой мелочью с точки зрения здравомыслящего человека: постоянным протеканием воды с верхнего этажа, дурным пением под гитару под окнами в два часа ночи, парковкой машины под балконом, несмотря на многочисленные предупреждения… Федор знал много подобных случаев. Типичная бытовуха, а в результате нанесение побоев с увечьями или убийство. Вот и он, капитан Алексеев, чуть не врезал дизайнеру… А почему, спрашивается? Что, собственно, его задело? То, что Игорек – представитель сексуальных меньшинств? Или работа модели, с его точки зрения, недостойна настоящего мужчины? Федор вообразил себе жеребячий гогот коллег, появись он на экране в каком-нибудь… пляжном ансамбле!
Все! Хватит! Но день, полный приключений, для капитана Алексеева еще не закончился. Не успел он переступить порог родного учреждения, как его вызвали к начальству. Причем не по телефону, а прислали нарочного – лейтенанта Гену Колесниченко. Загадочно ухмыляясь, Гена сказал, что Бутузов уже раз десять справлялся о капитане Алексееве и приказал, как только тот покажется на горизонте, сразу к нему на ковер.
– Что стряслось? – спросил Федор.
– Сюрприз, – ответил Гена. На его невыразительной физиономии светилась с трудом сдерживаемая радость. Капитан Алексеев никогда еще не видел коллегу в подобном состоянии.
– Жалоба? – спросил капитан.
– Ха! – произнес лейтенант пренебрежительно. – Жалоба! Иди-иди, там тебя ждут не дождутся. Удачи!
Глава 12
Марина
Марина Башкирцева сидела в своем уютном кабинетике, подперев подбородок изящной рукой и глубоко задумавшись. Другая рука перебирала бусины в маленькой стеклянной вазочке. Бусины были собраны Мариной для реставрации народных костюмов из этнографической коллекции музея, которую она очень любила и собирала уже несколько лет буквально по крупицам. Мордовских, чухонских, марийских, середины и конца позапрошлого века – красная с синим вышивка по суровому холсту, перемежающаяся вставками из кружев, плетенных на коклюшках. Само сооружение для плетения кружев – упругий тряпичный барабан, утыканный булавками с разноцветными головками, и несколько десятков деревянных палочек-коклюшек с продетыми в дырочки наверху суровыми нитками – также находилось в экспозиции музея. Мастерица накалывает узор булавками, а потом, споро перебирая коклюшками, оплетает их. Закончив фрагмент, она переносит булавки ниже. И снова бегают проворно умные пальцы, сами знающие, что делать, и постукивают деревяшки.