Лучшие уходят первыми
Шрифт:
– Самое главное, чтобы люди были искренни, говорили правду, а как же они скажут правду, если начальник приказал не болтать лишнего? – Она улыбнулась, и Федор невольно ответил тем же. – Я привезла с собой анкеты, разработанные американскими психологами для сотрудников отделов по борьбе с особо тяжкими преступлениями – людей, имеющих дело с преступниками, убийцами, а также с жертвами насилия. Конечно, я попыталась приспособить их к нашим условиям…
– Саида, – сказал Федор невпопад, – может, пойдем на свежий воздух? Посмотрите наш город, а? И вообще… – добавил он, сам хорошенько не понимая, что «вообще».
Глава 14
Саида
Друг мне в подарок
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
Послеполуденный зной почти спал. Психолог Саида и капитан Федор Алексеев неторопливо брели по улицам города. Мысли о том, что у него, капитана Алексеева, земля горит под ногами, нужно действовать и, пока еще не остыл след, искать убийцу тележурналистки, испарились без следа. Наверное, Саида была действительно хорошим психологом и умела располагать к себе людей. Ее отличала неторопливая речь, и фразы свои она выстраивала с точностью иностранца. Она не жестикулировала, не гримасничала, слушала, не перебивая, ответы на свои вопросы и не порывалась отвечать на них сама. «Пожалуй, чуть-чуть живости ей не помешало бы, – думал капитан, искоса поглядывая на Саиду. – Но, видимо, таково свойство азиатского лица – оставаться спокойным и неподвижным… Улыбка приятная… Саида – узбечка? Туркменка?»
– Я казашка, – сказала Саида. – Отец – учитель истории в школе, мама – домохозяйка. У меня есть две сестры и четыре брата.
– А… как же… – Федор запнулся.
– Связи в верхах? – улыбнулась она. – Это легенда, для понта, как говорят. А то знаете, меня и всерьез-то никто не воспринимает – чужая женщина, азиатка, да еще и психолог, в душу лезет, работать мешает, а мы тут все ох какие занятые! – Она всплеснула руками. – Меня психология еще в школе увлекала. У нас работала этнографическая миссия из Америки, изучала быт, культуру, обычаи, потом они вызвали меня и еще одну девочку на учебу.
– А… вы… у вас есть семья? – Вопрос дался ему с трудом. – «Да что же это такое! – возмутился мысленно Федор. – Заболел?»
– У меня есть муж. Детей нет. А вы?
– У меня нет. То есть нет жены. Я не женат.
Саида рассмеялась гортанно. Федор вспыхнул и спросил:
– Ваш муж американец?
– Нет, украинец. Был там в командировке.
«Ну почему… – подумал Федор, – почему все женщины, которые мне интересны, замужем?»
– Рассматривается решение, – продолжала Саида, – ввести должности штатных психологов во все подразделения силовых структур. Я – первая ласточка… Знаю, Федор Андреевич, – она засмеялась, перебивая себя, – первая ласточка весны не делает, но это лучше, чем ничего. И поэтому мне нужна правда, одна правда и ничего, кроме правды. А мне на все вопросы отвечают: никак нет, все в порядке. Бессонница? Стресс? Депрессия? Никак нет! Физзарядка? Конечно, каждый день по утрам. Спортзал? Три раза в неделю! И я могу повторять бесконечно долго, что анкета анонимная, никаких имен не нужно. Приказ есть приказ: не болтать лишнего! Правда? – Она смотрела на Федора своими узкими глазами, в которых таилась улыбка.
– Правда, – ответил он хрипло, с трудом отводя от нее взгляд. – Что правда, то правда.
– Вот вы, Федор Андреевич…
– Саида, не называйте меня… Вы не могли бы называть меня по имени?
– Хорошо, – она кивнула. – Вот вы, Федор, вы готовы как на духу выложить всю правду о себе?
– Всю? – переспросил капитан.
– Всю. Ваши мысли, чувства, желания.
Федор побагровел.
– Не готовы, потому что не умеет наш человек обнажаться публично. И к психологу не пойдет, так как боится прослыть психом. А только когда станет купаться в фонтане и бросать камни в проезжающий транспорт, свяжут и приведут
– Нет.
– Почему?
– Во-первых, не привык обнажаться, как вы сами выразились. Мы же не американцы. Во-вторых… невысказанная проблема как бы не существует. Ну, бессонница слегка, воскресная депрессия, небольшая мизантропия, а психиатр сразу ярлычок: дисфункция какая-нибудь, напугает до смерти. А кроме того… дайте-ка вашу анкету!
Саида вытащила из сумки листки бумаги, протянула Алексееву. Он взял их, оглянулся в поисках скамейки. Не найдя, отошел к стене дома и стал читать, через минуту рассмеялся.
– Саида, вы действительно думаете, что кто-нибудь скажет вам правду? Об алкогольной зависимости? Импотенции? Жестокости по отношению к жене и детям? К подследственным? Желании прибить растлителя малолетних, убийцу, сексуального маньяка? Неужели американцы честно отвечают на подобные вопросы? Ни за что не поверю! Да никогда вам никто правды не скажет! А скажут: «Никак нет, все в порядке». Да я сам, Саида, готов собственными руками придушить убийцу, стоя над растерзанным трупом в морге! Но в вашей анкете я никогда в этом не признаюсь. Об этом не говорят, разве что коллеге… или вам, вот как сейчас. Извините, но… какой смысл в вашей научной работе? Доказать, что мы неврастеники, с легкостью срываемся и идем вразнос, страдаем бессонницей, не спим с женами по причине постоянных стрессов? И что дальше? Нам повысят зарплату? Дадут квартиру? Устроят сеанс психотерапии? Или наведут, наконец, порядок в этом бардаке? Сделают так, чтобы убийца не мог откупиться за деньги? Что, Саида? Что изменится от вашей анкеты? И наличия штатного психолога? От ассенизатора не пахнет, а воняет!
Федор и сам не понимал, почему он так завелся. Ну пишет красивая женщина научный труд, бесполезный, как тысячи других, как и тот, который он и сам бы написал, если бы не распрощался с философией. Может, потому и распрощался, что мертворожденные все эти труды. И написал бы, и защитился, и жил припеваючи, устраивал бы диспуты со студентами о смысле жизни. И не было бы ему никакого дела до серийных убийц и насильников, до грязи, безысходности и крови. Правильно говорит Саида о росте немотивированной агрессии.
– Я понимаю, – сказала она мягко. – Вы правы, Федор. Психолог в вашем деле – непозволительная роскошь. Тут много замешано – и деньги, и престиж профессии, и коррупция, и уважение общества. Но начинать с чего-то надо, правда? Кричать надо…
– Да. – Федор уже угас. – Кричать нужно, не спорю. Извините меня, Саида, – произнес он покаянно. – Вы правы, тысячу раз правы. Я… дурак! – вдруг вырвалось у него.
Саида рассмеялась. Легко тронула его плечо, сочувствуя.
Стемнело. Вечер был мягкий и тихий, полный неясных обещаний и невысказанных тайн. Стали зажигаться фонари. Они светили через молодую зелень деревьев, превращая кроны в большие зеленые светильники. Рядом с Федором шла необыкновенная женщина с сексуальным голосом, а он набросился на нее как ненормальный. Какая философия, какая психология… Он коснулся локтя Саиды и предложил:
– Хотите, поужинаем где-нибудь?
– Хотите, я приготовлю ужин? – ответила она вопросом на вопрос.
– Хочу! А что вы умеете готовить?
– Баранину с рисом.
– Плов?
– Плов. Где можно купить мясо и овощи?
И они отправились в магазин. По дороге Федор думал, что, предложи любая другая женщина приготовить ужин, он стал бы лихорадочно вспоминать, когда в последний раз менял простыни, а Саида сказала это так, что никакого подтекста в ее словах он не услышал.