Лучший ингредиент любого зелья - это огневиски
Шрифт:
Полную меру отчаяния она ощутила почти сразу же, как вышла из камер Аврората и аппарировала к его дому, привычно сделав несколько путающих след скачков. Абсолютно тихому и пустому дому. Где-то там затаилась и напала на нее жуткая, сковывающая грудь железным кольцом тоска. Неизбывная и дерущая душу когтистыми лапами сомнений, она поселилась в душе волшебницы и отравляла её каждый день.
Это все было так не правильно. Его пустое кресло. Оставленные на столе пробирки с оборотным зельем. И трубка темного дерева, забитая вишневым табаком… Гермиона тряхнула головой, сбрасывая морок режущих воспоминаний. Она не должна думать о нем так, будто он уже. Умер. Нет! Он жив, она сделает все, чтобы Скабиор не разбил себе голову о стены Азкабана. Ни он, ни любой другой оборотень больше не умрет там! Гермиона
Читала она и о тех егерях, которых удалось поймать и посадить. В среднем суд им назначал от полугода до трех лет заключения. Не страшный срок для волшебника и смертельный приговор для оборотня. Она вспомнила, как Скабиор рассказывал о том, что в егеря подалась почти вся их Стая. И те, кто не погибли на взорванном мосту, умерли в застенках.
Долгие годы уверенная в том, что чертовы егеря заслуживали смерть, Гермиона сейчас положила ладони на пылающие, готовыми сорваться на пергамент слезами, глаза. Нет, нет, нет! Победители стали палачами. Она сама… Гермиона откинулась на стуле, запрокинув голову и сильно жмурясь. Вспомни, что делали эти люди. Они могли заслужить смерть. И он — отчаянно завопил внутренний голос. Она и сама знала, на что способен Скабиор, но… Десятки но вставали на его защиту в сердце, и Гермиона с ужасом поняла, что потеряла всяческую объективность по отношению к нему. Запретная любовь повязала на глаза бархатную повязку и повела ее, полностью лишенную зрения, в ощеренную пасть бездны. Хотела бы Гермиона сказать, что она сопротивлялась до последнего, чтобы очистить совесть, но нет. Она с радостью нырнула в эту манящую, ласковую топь чувств к егерю. И поплатилась за это. Почти всем.
Пару раз она встречала Рона в Атриуме, но он только презрительно щерился и поглядывал не нее так, что по позвоничнику пробегал холодок. Она поймала себя на противном липком ощущении, когда ее неудавшийся жених проходил мимо нее в Атриуме. Извиняться еще раз она не видела смысла. Все и так было сказано. Больше не осталось ничего. Кроме страха и презрения.
Гарри так к ней и не подошел, она его вообще не видела и только от коллег узнала о том, что Аврорат затрещал по швам от кадровых перестановок. Все Министерство делало ставки: кого же назначат на должность Замглавы Аврората вместо арестованного Болденхейта. Многие по привычке ставили на Золотого мальчика. Гермиона и сама хотела поговорить с Гарри, но не решалась. Ей было мучительно стыдно перед ним за то, что ему пришлось увидеть в ее голове. Все те вещи. Покраснев с головы до пят, волшебница устало потерла переносицу.
Как же Гермиона жалела, что не брала уроки Окклюменции в школе. Она даже хотела записаться сейчас, но быстро откинула эту мысль, представив, что ее воспоминания могут показать учителю. Покраснела еще больше. Ладно, обед уже закончился, нужно вернуться в кабинет. Интересно, Стелла уже принесла ей то, что она просила найти? Заклинанием Герми собрала толстые пачки папок с делами в маленькую сумочку. Еще почитает вечером, когда будет дома, может быть, она что-то упустила важное?
Гермиона поднялась из библиотеки в свой отдел. Стелла позвала ее к столу и протянула свернутый пергамент, заговорщицки подмигнув. Гермиона тепло улыбнулась коллеге и, крепко зажав листок в ладони, зашла в свой кабинетик, невербально наложив на него чары неслышимости.
Поставив сумочку на кресло, она с нетерпением развернула пергамент. Гленна МакНейр, Баллатер роуд 10, МакМанус Мэнор, Шотландия. Вот же Скабиор будет беситься!
Однако он не оставил ей никакого другого выхода своим упрямством и отказом регистрироваться под настоящим именем. Гермиона фыркнула. Сколько она не уверяла его, что фамилия может ему сильно помочь на суде, егерь не сдавался и сразу обрубал эту тему. Была еще одна загвоздка: принадлежность к семьем еще нужно доказать. Это могли сделать или сами родственники, МакНейр здесь крякнул от смеха, или какой-то доказательный вариант.
Она уже вычитала, что можно,
Над вариантом с сывороткой правды он просто несколько минут смеялся, утирая слезы.
Легилименцию Крейг отверг, с едким сарказомом заявив, что, если откроет свою башку для аврората, то кореша по Мандрагоре найдут его даже на том свете и более благоприятным исходом для него будет пощекотать мозги о стенки Азка.
В общем, Скабиор уперся и всерьез намеревался умереть.
Видя подобную мрачную решимость, Гермиона не могла не задаться вопросом: что еще он там прячет? Может быть, Скабиор делал куда более плохие вещи? Даже себе она не могла признаться, что не хочет знать ответ на этот вопрос. Иногда вмешивался тонкий противный голосок разума: он там, где должен быть. Однако холодный ручеек здравомыслия испарялся в бушующем океане лавы, в который превратилось ее сердце. Нет, она поможет ему! Потому что…любит, что ли? Любит, желает и скучает каждую дракклову секунду своего дыхания!
Последние пару недель они даже поговорить нормально не могли, потому что кто-то, и Гермиона подозревала даже кто, усилил охрану отдельной камеры Скабиора, рядом с которой теперь постоянно находилось, как минимум, два аврора. Они внимательнейшим образом следили за каждым движением ее палочки. Когда Герми попыталась незаметно накинуть чары неслышимости, они пока достаточно вежливо попросили ее не колдовать внутри камеры, если она не хочет потерять допуск.
В это же время она с удивлением обнаружила, что навострилась понимать чертового егеря практически без слов, по одним только глазам и микровыражениям лица. Гермиона гадала, только ли одна она смогла увидеть за обычным самодовольным видом Скабиора дикую, жрущую изнутри тоску. Такую же точно, какая засела в ней. Последний раз, когда они могли коснуться друг друга, это был тот самый отчаянный поцелуй в тыльную сторону руки, который она унесла из камеры больше двух недель назад. Она скучала. О Мерлин, она очень скучала и все равно почти каждый день приходила в камеру просто увидеть его. И удостовериться, что все в порядке. Авроры не одобрительно переглядывались и шушукались за ее спиной. Конечно, Рон вряд ли станет болтать о том, что невеста кинула его ради егеря. Нет, но ощущать спиной эти подозрительные взгляды неприятно.
МакНейр был в порядке. Не считая того, что над ним дамокловым мечом завис реальный срок в магической тюрьме. Из Мунго все-таки прислали колдомедика. Он проверил позвоночник Крейга и нашел небольшую трещину, которую за пару дней полностью залечил Костерост. Даже синяки на лице сошли и новые более не появились, что не могло не радовать. Значит, ее сделка с Робардсом прошла успешно.
Скрейн, изрядно похудевший за неделю волшебного сна в лаборатории Скабиора, попал под следствие. Болденхейт указал на него, как на сообщника и скоро будет большой громкий суд. Дело вели Гарри и Рон, Робардс оказался доволен. Егерь, благодаря которому они вышли на Скрейна и Болденхейта, готовился к суду за свои старые преступления. Гермиона задумалась и пожевала губу. Да, он был егерем. Да, он делал очень плохие вещи. Да, скрывался. Да, да, да! И она всегда такая правильная и логичная, сейчас остро переживала несправедливость того, что ждало его впереди. Он ведь помог им с расследованием! И теперь обрекает себя на смерть — из-за нее. Гермиона должна…что-то предпринять. Испустив тяжкий вздох, она опустила глаза на письменный стол.
И замерла с пером в руке над чистым пергаментом в нерешительности, прикидывая, как лучше начать письмо. Памятуя крутой нрав матушки Скабиора, волшебница совсем не чувствовала уверенность в успехе своего предприятия. Да и Крейг потом наверняка будет в бешенстве. Если выживет, усмехнулась про себя Герми.
К черту! Он сам довел до этого варианта, совершенно не давая никакой надежды и отказываясь от всего предложенного ею. Написать его матери — это последний шанс, который у них был, чтобы подтвердить принадлежность шавки Воландеморта к славному семейству МакМанусов. Десять лет назад она уже отказалась от него. Однако Гермиона верила, что возможно Гленна образумилась и подобрела с годами, простив своего сына?