Лучший иронический детектив
Шрифт:
— У нас бартер, — сказала она. Меняем копченую щуку на свежие новости.
— А новости такие, — сел за стол Михалыч. — А где ребята? — огляделся он.
Ребята не заставили себя долго ждать. Заслышав его голос, они торопливо бежали на кухню. Владик даже бросил свой фонарь на самом интересном месте.
— Ну да, — кивнул Михалыч, — без вас нигде не обойдется. Вот что. Попробуем сегодня устроить у вас засаду. Наши данные на сегодня совпадают с вашими — возможно, сегодня будет предпринята попытка проникновения в дом.
— А зачем? —
Михалыч замялся.
— Вообще-то, я точно не уверен, но… — ночью узнаем, — вывернулся он.
— Как это? — удивился бестактный Владик. — Ведь ясно же…
— Ничего не ясно, — оборвала его тетя Асенька.
— Асенька, не беспокойтесь, я совсем не волнуюсь, — бодро сказала Клеопатра Апполинариевна. — Я прекрасно понимаю, что он опять хочет попытаться меня убить. Я к этому уже привыкла, знаете ли.
— Вас не запугаешь, — с уважением сказал Михалыч.
— А вы не выяснили, почему он послал Юру убивать крыс? Кстати, Юра уже вернулся?
— Нет, пока ему лучше быть в городе, хотя, я думаю, для него тут уже безопасно. Но лучше перестраховаться. А крыс убивать… — это длинная история, Клеопатра Апполинариевна, и я вам лучше потом сразу все расскажу.
— Николай Михалыч, — спросил Саша. — А эти двое, которых мы задержали на даче — от них какой-то толк есть?
— По делу они могут показать мало, — вздохнул участковый. — Их, похоже, втемную использовали. Но они по другому делу идут — они возглавляли сатанинскую секту, одну из самых жестоких. На них чуть ли не десяток убийств плюс склонение к совершению убийства.
— Как это — склонение к совершению? — удивилась тетя Ася.
— Помните дело Чарльза Мэнсона? Кстати, он до сих пор сидит в американской тюрьме. Он обладал даром гипноза и зомбировал молодых людей, из неблагополучных семей, как правило. Они считали его чуть ли не своим божеством и совершали по его приказу убийства, а он в это время обеспечивал себе алиби. И что самое удивительное, на суде они все утверждали, что убийства были их собственной идеей.
— И что? Их всех посадили?
— Их отправили в психушку, а посадили, в конце концов, Чарльза Мэнсона.
— Вот здорово! — восхитился Бронька. — Выходит, лысый — это наш отечественный Чарльз Мэнсон?
— Выходит, так, — кивнул Михалыч. — Соответствует мировым стандартам.
— А как вы докажете, что он причастен к убийствам? — полюбопытствовала Натуся.
— Да уж американцы доказали, и мы не хуже. Докажем в лучшем виде, — самодовольно говорил Михалыч, смакуя щуку.
Саша начал верить, что Михалыч докажет. Ишь, местный гений! А на мать-то как смотрит. Вдруг Саша заметил, что тетя Ася сегодня выглядит как-то по-особенному. И ничего вроде бы с собой не сделала, но что-то в ней неуловимо изменилось — во всяком случае, она помолодела лет на десять, и в ней появился какой-то особый шарм, которого еще вчера не было.
— Мать, а тебе идет расследование преступлений, — удивленно сказал
Клеопатра Апполинариевна молча улыбнулась. Натуся вдруг возмутилась.
— Все-таки у нас сумасшедший дом. Болтаем черт знает о чем, а ночью нам предстоит засада.
— Да? — вежливо сказал Михалыч. — Вам предстоит, простите — что?
— Как что? Надо распределить, кто что будет делать, где стоять…
— Никаких стоять! — решительно сказал Михалыч. — Все вы будете лежать в кроватках! На втором этаже! Всем лежать и спать. И боже вас упаси даже подумать, что вы участвуете в засаде. Чтобы ни звука, ни вздоха! А детей эвакуируем к соседям. Вон у Федотовны пусть ночуют.
Натуся возмущенно повернулась к нему.
— У вас действительно сумасшедший дом, — признал Михалыч. — Вместо того, чтобы выгнать детей, когда обсуждаются следственные действия, мы, видите ли, с ними сотрудничаем! А пожилые женщины, вместо того, чтобы вязать шапочки, ездят в международные организации, лазят в окна по лестницам и дразнят убийц! Да шучу я, шучу, — закричал он, видя по лицам, что дети и пожилые женщины ему сейчас выскажут все, что о нем думают. — Я и сам знаю, что дети нам сейчас дадут массу полезных советов, а Клеопатра Апполинариевна ночью обезвредит пару бугаев одним приемом карате.
— Значит, нас выгнать, да? — дрожащим голосом сказал Владик. — А вот сейчас я что-то вам не скажу, и вся ваша засада сорвется!
— И что ты такого можешь сказать? — подозрительно посмотрел на него Михалыч. — Ты что-то скрываешь?
— Я-то ничего не скрываю, а вот вы обо всем подумали?
Саша закрыл глаза. Если дети в этом доме уже учат взрослых жить, может и не стоило бы Натусе рожать?
— Обо всем, — неуверенно сказал Михалыч. Он вообще никогда ни в чем не был уверен в этом доме.
— Ну, смотрите, раз вы все знаете.
— Владик, — строго закричала тетя Ася. — Не смей ничего утаивать! Речь идет и жизни и смерти!
Клеопатра Апполинариевна все же содрогнулась при этих словах. Она не возражала против смертельной опасности, но при условии, что о смерти не говорят вслух.
— Я ничего не утаиваю, — огрызнулся Владик. — Я просто думаю.
— А я, значит, не думаю, — спокойно сказал Михалыч.
— Может, вы и думаете, но спорим, вы не думаете того, что я думаю, и если вдруг вы этого не думаете, то засада может сорваться из-за того, что я думаю.
Все изумленно замолчали. Михалыч пытался переварить его слова, но так и не разобрался, то ли Владик о чем-то не думает, то ли он сам.
— Ты сам-то понял, что сказал? — осведомился Саша.
— Я-то понял. Но если мои советы не нужны, я не буду вмешиваться в разговоры взрослых, пожалуйста. — Владик принял вид послушного ребенка и принялся кушать салат, не глядя на Михалыча. Михалыч, напротив, не сводил с него выжидательный взгляд.
— Так о чем ты хотел сказать? — не выдержал он.