Луиза де ла Порт (Фаворитка Людовика XIII)
Шрифт:
Тот, приподнявшись с трудом на ноги, ибо был пьян, пробормотал едва слышно, но с важностью:
– Кто я?.. Я – Великий Гедеон! Я пел… лантюрлю! – И снова повалился на кровать.
В это самое время из соседней комнаты показался прежний певец, подошел скорыми шагами к своему начальнику и затянул второй куплет песни:
Вот скоро королева-матьСюда в Париж к нам подоспеет,И принц, брат короля, сказатьТогда и слова не посмеет;Все будет тихо, говорю,Не– Какая дерзость! – возмутился комиссар. – Петь песни про королевскую фамилию!
Вошел третий и подхватил куплет второго:
Послы от всех почти державК нам ныне часто приезжают:Торжественно пред троном став,Все жалобами докучаютОни своими королю,Что слышат всюду: лантюрлю!Лантюрлю! лантюрлю!– Каково! Насмехаться даже над иностранными державами! – проговорил комиссар.
Явился четвертый и продолжил:
Как жалобы свои послыКрасноречиво изложили!И безбоязненно ониВ глаза правительство бранили.Что было делать королю?Он отвечал им: «Лантюрлю!»– «Лантюрлю»! – воскликнул до крайности раздраженный пристав. – Это ужас! Приписать подобное выражение его величеству королю Франции!
Пятый, не отставая от приятелей, начал вслед за четвертым петь следующий куплет:
А наш добрейший кардинал,Боясь беды от этой ссоры,Для них все сделать обещал,Чтоб прекратить лишь разговоры.Потом, оборотясь к Ботрю,Сказал ему вслух: «Лантюрлю!»– О, они даже и к кардиналу не имеют почтения!
Шестой последовал примеру пятого и подхватил:
Об этом деле известилНаш нунций папу; то узнавши,Отец святой наш огласилВесь Рим, как бы шальной вскричавши,В том подражая королю:«Лантюрлю! Лантюрлю! Лантюрлю!»– «Лантюрлю»! «Лантюрлю»! Запрятать вас бы всех в тюрьму! – проговорил полицейский чиновник, напевая на мотив песни, хотя был сильно взволнован от гнева.
Наконец шестой заключил:
Министр, чтоб Францию от бед,Ей угрожающих, избавить,Велел ко всем дворам ответТотчас же письменный отправить,И вот какого содержанья:«Лантюрлю! Лантюрлю! Лантюрлю!»И все хором повторили: «Лантюрлю!» после того как остальные вошли процессией в комнату, занимаемую Великим Гедеоном, и встали в два ряда, один напротив другого, у его кровати.
– Какое войско, подумать только! – изумился пристав. –
Тот, кому он задал этот вопрос, принял гордый вид, улыбнулся, закрутил вверх усы и с важностью отвечал:
– Я Жан-Пьер де Марильяк – вот мое имя! Клянусь Бахусом, что не отопрусь от него за стакан вина… который бы не выпил!
– Черт возьми! Откуда он украл это имя? – проговорил сквозь зубы комиссар, записывая его первым на своем листе.
– А твое? – снова начал он, подходя поочередно к певцам.
– Гуго Роберт, барон де Монтморен! Я так же не отопрусь от своего звания, как и Марильяк.
– Тебя как зовут?
– Генрих д’Эскар де Сен-Бонне, синьор Сент-Ибаль!
– Гм, синьор! – повторил с насмешкой пристав. – Дворянин вроде Готье-Гаргиля, не правда ли? Шутник ты эдакий! Нет нужды, все равно! Вы скажете про себя вернее, когда вас засадят в тюрьму. А твое имя как, неуклюжий?
– Людовик д’Астарак, виконт де Фантрайль, недоучка!
– Хорошо, потом… ну, ты, смельчак! Вишь все какие именитые! Говори же свое имя!
– Франциск де Поль де Клермон, маркиз Монгла!
– О! Далее.
– Я – Леон Потье, маркиз де Жевр!
– Так, теперь уже и маркизы пошли! – пожал плечами комиссар. – Да что это вы, молодцы! Разве мы здесь для того, чтобы выказывать себя один перед другим? Какой жалкий маскарад! А вы, – прибавил он, обращаясь к следующему, – пари держу, что вы герцог.
– Именно так: Роже дю Плесси, герцог Лианкур!
– А я герцог Рандо, наследный принц Бухский, маркиз Сенесей, граф Беножский и Флейский!
– Я герцог ла Рошфуко, принц Марсильяк, маркиз Гершвиль, граф де ла Рош-Гюион барон де Вертёль!
Еще один, гордо подняв голову и приняв театральную позу, отвечал так:
Королем быть не могу,Принцем не хочу.Я – Роган!– Как, Фонтене де Роган-Роган?!
Бедный комиссар пришел в немалое удивление: до его недоверчивого слуха доходили знатнейшие фамилии в королевстве, и он дивился одному – как этим господам удается безошибочно произносить титулы и звания известнейших особ во Франции, и ни разу не оговориться…
По мере того как узнавал имена этих людей, с которыми имел теперь дело, он убеждался в ошибочности своего мнения о них; в наружности их, хоть они и изнурены кутежом, равно, в изысканности одежды, чаще темных цветов, было нечто благородное, доказывавшее знатность происхождения. Сомнения его исчезли, когда в числе буянов он обнаружил одного из тех, кого знал в лицо.
– О, в самом деле, – воскликнул он, – вот настоящий герцог!
– Да, герцог ла Ферте-Сенектер, маркиз де Сен-Поль и де Шатонёф, виконт де Лестранж и де Шейлан, барон де Булонь и де Прива, владелец де Сен-Марсаля, Линьи, Дангу, Преси и других земель! – отвечал сын вдовствующей герцогини.
– Так позвольте же мне доложить вам, господин герцог, – полицейский пристав низко поклонился, – что ваша матушка, герцогиня ла Ферте, сама изволила распорядиться послать за мной… и конечно, я не знал, что она звала меня для того, чтобы арестовать вас…