Лукиан Самосатский. Сочинения

Лукиан

Вкруг голубого источника ножками нежными пляшут,Водя хоровод кругом алтаря их родителя.

А ты, милейший, чуть не до богоборства доходишь, произнося хулы на искусство пляски.

25. Сам Сократ, мудрейший из людей, если верить словам Аполлона пифийского, не только отзывался с одобрением об искусстве пляски, но и достойным изучения его почитал, высоко ценя строгую размеренность, изящество и стройность отдельных движений и благородную осанку движущегося человека. Несмотря на свои преклонные годы, Сократ не стыдился видеть в пляске одну из важнейших наук. И, видимо, Сократ собирался немало потрудиться над пляской, так как он без колебания брался за изучение и маловажных предметов, ходил даже в школы флейтистов, не раз и с Аспазией беседовал, не пренебрегая умным

словом, хотя бы оно исходило от женщины, от гетеры. Между тем Сократ видел лишь начало искусства, еще не развившегося тогда до столь совершенной красоты. А если бы увидел Сократ тех, кто поднял пляску на огромную высоту, я уверен, он оставил бы все остальное, на одно это зрелище устремил свое внимание и признал, что детей прежде всего надо обучать именно пляске.

26. Когда ты восхваляешь комедию и трагедию, ты, мне кажется, забываешь, что каждой из них свойствен особый вид пляски: трагедии строгая и соразмеренная эммелия, а комедии — необузданный кордак; иногда к ним присоединяется еще третий вид — вольная пляска сатира Сикинида. Но, поскольку ты с самого начала предпочел пляске трагедию, комедию, а равно хоровод флейтистов и пение певцов-лириков, назвав эти виды искусства достойными уважения, ибо они входят во всенародные игры, — давай сопоставим каждый из них с пляской. Впрочем, флейту и лиру мы, пожалуй, оставим в стороне, так как они тоже являются вспомогательными орудиями танцора.

27. Итак, обратимся к трагедии и по внешности ее исполнителей постараемся понять, что она собою представляет. Какое отвратительное и жуткое зрелище — человек, вытянутый в длину, взобравшийся на высокие каблуки, напяливший на себя личину, что подымается выше головы, с огромным раскрытым ртом, будто он проглотить собирается зрителей. Я уже не говорю о нагрудниках и набрюшниках, тех накладках, которыми автор придает себе искусственную полноту, чтобы худоба тела не слишком выдавала несоразмерность его роста. Затем актер начинает кричать из-под этой оболочки, то напрягая, то надламывая голос, а порою даже распевая свои ямбы. Но всего позорней, что, разливаясь в песне о страданиях героя, автор несет ответственность всего лишь за свой голос, так как об остальном без него позаботились поэты, жившие давным-давно. Впрочем, пока пред нами какая-нибудь Андромаха или Гекуба, это пенье еще можно стерпеть, но когда выйдет сам Геракл и затянет в одиночку песню, себя не помня, не стыдясь ни львиной шкуры, что составляет его наряд, ни палицы, — тогда, конечно, всякий благомыслящий признает это ошибкой непростительной.

28. Далее, ты упрекал искусство пляски за то, что в нем мужчины изображают собою женщин. Но то же обвинение можно было бы поставить и трагедии, и комедии, поскольку в них среди действующих лиц женщин даже больше, чем мужчин.

29. Комедия считает смешную сторону своих масок за главную часть доставляемого наслаждения: таковы маски каких-нибудь рабов — Давов плутов, Тибиев и шутников-поваров. Напротив, наружность танцора всегда нарядна и благопристойна; но об этом нет нужды распространяться: это ясно всем, кто не слеп. А как прекрасна сама маска! Как она подходит к разыгрываемому действию! И не зияет, как драматические, а плотно сжимает губы, ибо у танцора нет недостатка в тех, кто кричит вместо него.

30. Дело в том, что в старину одни и те же люди и пели, и плясали, но позднее, поскольку усиленное дыхание при движении сбивало песню, порешили, что будет лучше, если плясунам будут подпевать другие.

31. Что касается изображаемого содержания, то в обоих случаях они одни и те же, — пляска в этом смысле ничуть не отличается от трагедии, разве только тем, что она — разнообразней, гораздо богаче содержанием и допускает бесчисленные превращения.

32. Если же пляска не включена во всенародные игрища, — этому причиной, я утверждаю, то, что судьи признали пляску делом слишком большим и важным, чтобы вызывать ее на испытанья. Впрочем, я мог бы указать на самый лучший в Италии город халкидского происхождения, который дополнил состязания, происходящие в нем, как неким украшеньем, именно пляской.

33. Ну, а теперь пора мне оправдаться перед собою в моих умышленных пропусках, притом весьма многочисленных, чтобы не прослыть мне невеждой или неучем. Мне, конечно, небезызвестно, что многие, до меня писавшие о пляске, наибольшее внимание уделяли тому, чтобы разобрать все виды пляски и названия их перечислить и указать, в чем состоит каждая из них и кем придумана; этим авторы надеялись дать доказательство своей многоучености. Я же прежде всего считаю подобное честолюбие безвкусицей, и мне этому учиться уже поздно, да и не ко времени оно мне, а потому я

опускаю все это.34. Далее, я прошу тебя иметь в виду и не забывать, что в мое намеренье сейчас не входит выводить родословную пляски в целом. Я также не ставил себе задачей в своем сочинении перечислить названия разных плясок, кроме тех немногих, о которых упомянул вначале, наметив лишь самые крупные, родовые подразделения. Нет, в настоящем по крайней мере случае мое рассуждение стремится главным образом к тому, чтобы воздать хвалу нынешнему состоянию пляски и показать, сколько она в себе содержит и наслаждения, и пользы, — развилась она до столь полной красоты не с самого начала, но преимущественно в правление Августа. Ибо первичные разновидности пляски были как бы ее корнями и основанием постройки, а цвет ее и совершенный плод, который как раз теперь и достиг особенно высокого развития, — об этом-то ныне я и веду речь; поэтому я опущу пляску вприсядку «клещей», танец «журавля» и другие виды пляски, как отнюдь не свойственные искусству наших дней. Так и всем известный фригийский вид, что пляшет на пирушках в опьянении во время попоек деревенщина, выделывая, часто под дудку женщины, порывистые, тяжелые прыжки, — и эту разновидность, доныне еще преобладающую в деревнях, я пропустил не по незнанию, а потому, что она ничего не имеет общего с совершенным танцем. Ведь и Платон в своих «Законах» одни виды пляски одобряет, о других говорит с большим презрением, различая одни, служащие для увеселения, другие — для пользы, отвергая все непристойные, о других же отзываясь с уважением и даже с восхищением.

35. Вот и все — о самой пляске, так как удлинять речь введением всяческих подробностей может лишь невежда. А теперь я расскажу тебе о самом плясуне: какими качествами он должен обладать, какие упражнения ему надлежит проделывать, что надо знать и как овладеть своим искусством. Искусство это — ты сам убедишься — не из легких и быстро преодолимых, но требует подъема на высочайшие ступени всех наук: не одной только музыки, но и ритмики, метрики и особенно излюбленной твоей философии, как естественной, так и нравственной, — только диалектику пляска признает для себя занятием праздным и неуместным. Пляска и риторики не сторонится; напротив, и ей она причастна, поскольку она стремится к той же цели, что и ораторы: показать людские нравы и страсти. Не чужды пляске также живопись и ваяние, и с нескрываемым усердием подражает она стройной соразмеренности произведений, так что ни сам Фидий, ни Апеллес не оказываются стоящими выше искусства танца.

36. Но прежде всего плясуну предстоит снискать себе милость Мнемозины и дочери ее Полимнии и постараться обо всем помнить, ибо, по примеру гомеровского Калханта, плясун должен знать

…все, что есть и что будет и было доселе,

чтобы ничто не ускользало из его памяти, но всегда находилось у него наготове. Главная задача плясуна в том и состоит, чтобы овладеть своеобразной наукой подражания, изображения, выражения мыслей, умения сделать ясным даже сокровенное. То, что говорит Фукидид в отношении Перикла, превознося этого выдающегося человека, могло бы и для плясуна быть наивысшей похвалой: "Он знал все, что нужно, и умел истолковать это". В нашем случае под «истолкованием» я разумею выразительность отдельных фигур.

37. По сути дела, повторяю, пляска в целом есть не что иное, как история далекого прошлого, которое актеру надлежит всегда иметь наготове в своей памяти и уметь изобразить приличествующим образом: он должен знать все, начиная с самого хаоса и возникновения первооснов вселенной, вплоть до времен Клеопатры Египетской. Таким промежутком времени надлежит ограничить у нас многосторонние знания плясуна. В особенности внутри отведенного времени ему должны быть известны в совершенстве оскопление Урана, появление на свет Афродиты, битва с Титанами, рождение Зевса, обман Реи, подкладывание камня, заключение в узы Крона, раздел мира по жребию между тремя братьями.

38. Далее чередою идут: восстание Гигантов, кража огня, лепка из глины людей, наказание Прометея, силы двух Эротов, а после: блужданье Делоса и муки Латоны рожающей, уничтожение Пифона, покушение Тития и обнаружение середины земли путем слета двух орлов.

39. Затем — Девкалион и происшедшее при нем великое крушение жизни в волнах потопа, одинокий ковчег, сохранивший остатки человеческого рода, и новое возникновение людей из камней; потом — растерзание Иакха, коварство Геры, сожжение Семелы, двойное рождение Диониса, все предания про Афину, про Гефеста и Эрихтония, спор об Аттике и Галирротий, и первый суд на холме Ареса — словом, все целиком аттическое баснословие.