Лукреция с Воробьевых гор
Шрифт:
— И мне Толя говорил насчет квартиры, — засмеялась я.
— Они все действуют в одной манере, — отозвалась Каролина, — по их представлениям — это высший шик!.. Словом, я оторопела. Ну, думаю, из огня да в полымя! Сейчас вот этот меня изнасилует! А он будто услышал мои мысли: «Ты не бойся. Если я тебе не нравлюсь или если ты мне не веришь, я сейчас же провожу тебя на такси до дому…» И тут на меня что-то такое нашло сумасбродное… Для кого, думаю, себя берегу! Парень симпатичный. И домой тащиться у меня сейчас сил нет. Словом, легли… А утром, представь себе, познакомились…
— Ты правда легкомысленная, — пожурила я Каролину. И тут же подумала о самой себе: ведь наши истории, в сущности, ужасно похожи! Она легкомысленная — а я?!
Свой рассказ Каролина закончила такими словами:
— В общем, подали заявление, потом Антон купил квартиру, мы в нее переехали, поженились — и с тех пор не разговариваем!
Я сначала не поняла ее слов — как это «не разговариваем»? Внешне Антон и Каролина производили впечатление исключительно благополучной пары. Я спросила, неужели они часто ссорятся?
— Ну что ты! — усмехнулась моему непониманию Каролина. — С Антоном невозможно поссориться… Да и кто я такая, чтобы с ним ссориться, — с горечью продолжала она. — Просто в тот вечер мы с ним так славно поговорили, он так хорошо меня слушал, а потом нам как будто не о чем стало разговаривать…
Тут я сообразила, что она имеет в виду…
Наше с Толей общение в основном заключалось во взаимном приветствии и нескольких вопросах-ответах относительно завтрака, обеда и ужина, в лучшем случае, телевизионных передач. Толя, видимо, хорошо усвоил правила своего круга, исключавшие пустую болтовню. Да и о чем нам было говорить? Большинство жен и мужей обсуждают проблемы, связанные с работой, обмениваются, как мы с Игорем, какими-то культурными впечатлениями или строят планы на будущее.
Толина работа меня не должна была интересовать. Это я усвоила раз и навсегда. Я же не работала, стало быть, у меня проблем не возникало. Мои впечатления от прочитанных книг Толю не занимали: я пыталась хоть немного развить его, подсовывая время от времени модное чтиво, но Толя молча отодвигал книгу и включал телевизор. Его телефонные разговоры также исключали возможность вопросов с моей стороны. Да и что можно было понять из его разговоров? Толя снимал трубку, молча выслушивал то, что ему говорили, и отвечал одной фразой: «С этим разбирайся сам» или «Считай, что мы их кинули». И, не прощаясь, клал трубку. А что касается планов на будущее — после одного случая я поняла, что и этой темы для меня не существует…
Как-то Толян предупредил меня, что с будущей недели у него появится «окно» в десять деньков, которые он намерен провести вместе со мной на море.
Дело было в апреле, но я обрадовалась. Мне очень хотелось поменять обстановку. Конечно, мы бы могли провести это время куда более экзотично, но Толе, видимо, надолго
— И куда же мы двинемся? — спросила я его.
— Если ты не имеешь ничего против, в Алупку, — сказал Толя.
Это была всего лишь дань вежливости — что я могла иметь против его решения? К тому же я сто лет не была в Крыму.
— Это замечательно, — одобрила я.
Мы собрались и полетели в Симферополь.
В Алупке мы поселились на берегу моря, в отдельном домике, принадлежавшем некогда туберкулезному санаторию. Теперь это был первоклассный дом отдыха, состоящий из большого корпуса и разбросанных по побережью маленьких коттеджей.
Мы приехали туда в полдень. Я не могла нарадоваться на чудесный вид из окна, на горы, синеющие позади домика, на уже вовсю зазеленевшие деревья… Вечером того же дня Толя обещал повезти меня в Ласточкино Гнездо.
Я как раз примеряла купленное специально для этой романтической поездки длинное вечернее платье, откровенно любуясь собой в зеркале — черный цвет очень шел к моим рыжим волосам. Вдруг Толя, зевнув, произнес:
— Знаешь, рыжая, мне здесь, оказывается, не нравится…
У меня все похолодело внутри.
— Так что переодевайся, — продолжал Толя, — мы возвращаемся в Москву.
— Да ты что! — взвилась было я, но, поймав его взгляд в зеркале, сменила тон: — Ты ведь хотел отдохнуть…
— Вот и отдохну в Малаховке, — отрезал Толян. — Что-то я по мамке соскучился.
— Я никуда не поеду. — Возмущение переполняло меня, но я произнесла эту фразу спокойным тоном. — Можешь отправляться один.
Толя и ухом не повел. Он снял трубку, провел пальцем по списку телефонов местной администрации, висевшему на стене, отыскал нужный номер и неторопливо набрал его.
— Карасев говорит. Подготовьте нам расчет. Мы уезжаем.
И тут я поняла: мы действительно уезжаем. У меня нет своих денег даже на то, чтобы снять в Алупке комнату.
То, что сделал Толян, можно было расценить как самое утонченное издевательство. Лицо его было невозмутимым, будто он на сто лет вперед заручился моим одобрением — на все случаи жизни. Нет, он не хотел меня обидеть. Ему действительно вдруг стало здесь скучно.
Я молча сняла с себя платье и принялась укладывать обратно в чемоданы только что разобранные вещи.
Толя подошел ко мне, потерся носом о мое плечо:
— Не хмурься, старушка, все хорошо…
Демонстрировать ему обиду было совершенно бесполезно.
В самолете Толя достал бумажник и протянул мне пять стодолларовых бумажек.
— Зачем это?
— Хочу возместить тебе моральный ущерб, если он, конечно, имеет место.
— Имеет, — сердито отозвалась я. — Ты и сам это хорошо понимаешь.
— Ни черта я не понимаю, Ларок, — отозвался он. — На море ты побывала, посмотрела на него, синее-синее, чего тебе еще надо? Но ежели хочешь вернуться, я куплю тебе билет в Симферополь.
Тут уж я просто выкатила на него глаза:
— Как это — вернуться? Почему же ты сразу не оставил меня там, как я тебя просила?