Лукреция с Воробьевых гор
Шрифт:
Ира влетела в гостиную и, не обращая внимания на мрачный взгляд, которым одарил ее с дивана Толя, уселась перед ним на корточки:
— Вы чего, новые русские, что ли?
— Кто это? — кивнув на Иру, осведомился у меня Толя.
Ирина схватила Толину руку, вяло свисающую с тахты:
— Я соседка Ирка, пришла познакомиться!.. Какой интересный у тебя муж, Лариса! Мне его дико не хватало, кругом были одни бабульки-соседки, а у меня, бедной, то бачок течет, то телевизор барахлит. Теперь будет кому все это ремонтировать, очень приятно.
— Ты
— Ой, а как это вы догадались?.. Вчера вот еще была замужняя дама, а сегодня просто девушка, опять невеста.
— Что ж так быстро развелись? — Голос Толи неожиданно потеплел.
— Ты не сказал, новый русский, как тебя зовут?
— Ну Анатолий.
— Так вот, Толюша, я все на свете делаю быстро, раз-два — и готово. Сегодня знакомлюсь, завтра выхожу замуж, послезавтра развожусь… Человек я занятой, все время тороплюсь. Я по профессии медсестра, очень приятно.
— С чего ты взяла, что нам это может быть приятно? — еще ласковее справился Толя. Видно было, что эта маленькая женщина его забавляет.
— Так я же лечить тебя буду, друг сердешный. Банки поставлю, антибиотик в пятую точку вколю. Имей в виду, я — очень полезное знакомство…
— Понял, понял, ты только не трещи так, Ирина.
Вскоре выяснилось, что эта Ира — на редкость необременительное и чуткое существо, что она, почти ежевечерне навещая нас обоих, четко улавливает тот момент, когда ее присутствие в нашем доме становится избыточным. Ирка тут же, как Золушка, ретировалась.
Сперва я нервно поеживалась от ее нахального звона в дверь: положив наманикюренный палец на кнопку, Ирина звонила и звонила, иногда вытаскивая меня из ванной.
Она звонила в дверь с такой уверенностью в том, что ей непременно откроют, что я порой думала — возможно, в те дни, когда мы все-таки отсутствуем, вера соседки в то, что ей отворят дверь, заставляет нас вдруг материализоваться в квартире, чтобы не обмануть Ирининых ожиданий. Только что я, например, шла по площади Восстания, — и вдруг, как по волшебству, меня переносит в мое кресло у телевизора; я сую ноги в домашние тапочки и иду открывать Ире дверь…
Как правило, Ира входила к нам с какой-то инициативой.
Например, с предложением выдолбить стену на кухне, как это уже сделали другие догадливые соседи. В этой нише мы позже поставили холодильник.
Или Ира приносила какое-нибудь угощение — например, придуманный ею салат из редьки, чеснока, шпината, кинзы и лимонного сока. Толя приходил в восторг от салата. Но как только волна восторга начинала идти на убыль, Ирина тут же исчезала, и мы, оставшись вдвоем, еще минут пятнадцать беседуем о том, какая она все-таки оказалась славная и ненавязчивая.
…Новый звонок в дверь означает появление нового салата. Крабовые палочки, брюссельская капуста, кукуруза, шпинат, яйцо, майонез. Пытаясь сделать ответную любезность, усаживаем Иру за стол, я быстро собираю угощение, но Ира, поклевав
…Снова звонит. На этот раз сам Толя идет открывать ей дверь.
— Смотри, что я тебе притащила! — Ира трясет перед Толиным носом буренкой, сшитой из красного в горошек ситца. — Это тебе на чайник. Моя подруга шьет таких коровок и кошечек и на Измайловке продает. А я выпросила одну для тебя, говорю, хорошему человеку подарю…
Польщенный ее словами, Толя говорит:
— А можно я буду эту корову на голову надевать, когда выхожу на балкон покурить?
— Бросай курить, — строго говорит Ира. — Жаль, что ты не на мне женат, у меня бы ты мигом бросил вредные привычки… Лар, пойдем со мной на курсы кройки и шитья, мне одной скучно…
После того как Ирина довольно прочно внедрилась в нашу жизнь, — а я и не заметила, как и когда это произошло, — у нас в доме стало как-то веселее — может быть, оттого, что с ее появлением у нас с Толей нашлась безопасная тема для разговора.
Я уже думала, что Асю теперь увижу очень не скоро, возможно, и никогда не увижу — так отчетливо она давала мне понять, что вся увязла в семье и повязана сыном.
Но вдруг — ее Павлу было уже больше двух лет — Ася позвонила мне. И ни «здравствуй», ни «это я, Ася», а сразу:
— Я сейчас приеду.
— Не надо сейчас приезжать, я с соседкой иду на курсы кройки и шитья, — соврала я Асе, в общем-то не желая, чтобы она на моих глазах разыгрывала спектакль под названием «Материнская любовь» при участии невинного ребенка.
— Саван себе ты позже сошьешь, — мрачно изрекла Ася, — а я сейчас буду. Артурчик посидит с Павлом, а ты моли Бога, чтобы я живая до тебя доехала! — На этой драматической ноте Ася закончила пролог к предполагаемому действу и повесила трубку.
Она еще в ранней молодости обнаруживала склонность к драматическим жестам. Помню, Ася как-то чуть не свела меня с ума, решив подготовить к большой, по ее мнению, неприятности. «Ты только не падай в обморок», «Даже не знаю, как тебе это сказать», «Все на свете бывает, так уж мир устроен» — такими фразами началась ее вступительная речь, и когда, минуты через три, я не своим голосом заорала:
— Говори, что случилось с моим папой! — Ася выложила наконец, что дело к папе отношения не имеет, просто она посеяла мою сережку.
И к этому известию она готовила меня по всем канонам романтических кинолент шестидесятых годов, как будто предваряла трагедию, так что я чуть не заплакала от облегчения, когда наконец узнала, о чем идет речь.
Позже я привыкла к этим ее вступлениям, и они уже не заставляли меня бледнеть и трястись от страха.
Я только терпеливо пережидала, пока Ася утолит свою страсть несостоявшейся актрисы, даже позволяла себе мыть посуду в ту минуту, когда она готовила меня к очередному известию, не стоившему выеденного яйца, или чистила лук под ее тронную речь.