Львы и Сефарды
Шрифт:
Мэл делает шаг вперед и крепко стискивает его в объятиях.
— У нас получилось, — говорит он, улыбаясь. — Мы всё сделали как надо.
— Я заметил, — улыбается Аделар в ответ.
Пару секунд они еще стоят так, а потом адмирал, взяв костыль, проходит вглубь. Мы следуем за ним. Идет он неуверенно, словно боясь сделать неосторожное движение. Малкольм по пятам идет за ним, как если бы его друг внезапно мог оступиться и упасть.
— Мэл настоятельно просил меня, чтоб я успел вылечить ногу до твоего возвращения,
— Это не главное, адмирал, — говорю я, проходя к окну. — Как вы? Вам лучше?
— Теперь все будет лучше, чем тогда, — отвечает он уклончиво. — Думай об этом. Обо всех нас.
— А ты сядь, — немедленно вклинивается Малкольм. — Сядь, положи на что-нибудь ногу и отдохни. То, что ты выпил все обезболивающие, какие только были у Саабы, тебе не поможет.
— Да кто бы говорил, — отзывается Аделар, но все-таки садится. — Я же сказал, со мной все хорошо… почти.
— И ты надеешься, что я тебе поверю.
Мы с Виком невольно улыбаемся. Великие Стерегущие, хранители народа… Я всматриваюсь в лица обоих. Мэл выглядит слегка взволнованным, но виду не подает. Деверро же, похоже, просто-напросто вымотался. Ему явно нехорошо, но он скрывает это, переводя внимание на нас троих. И это мне так близко, так знакомо. Я чувствую, что еще можно все исправить. Более того — сейчас самое время.
— Данайя, а его вылечат? — спрашивает Вик шепотом. Я киваю. — А почему он вылечил Малкольма, а сам себя не может?
— Вик, да потому, что…
В моем горле тут же застревают невысказанные слова о регенераторе, об энергии Истока и о том, какие жертвы все мы принесли. Я понимаю: это все — не нужно. Не время сейчас говорить о том, что мы оставили. Да, мы лишились очень многого, но самое бесценное — мы пронесли с собой.
Я пронесла его… в себе.
— Адмирал, — говорю я вдруг. — Я знаю, что можно сделать. Покажите ногу.
Он с готовностью закатывает брюки на левой ноге, и я вижу плотную повязку. Колено выглядит не очень хорошо — оно все еще опухшее, и Деверро задерживает дыхание, когда я прикасаюсь к ноге. Больно, я знаю… Мои руки наполняются светом, и я, чуть сжав ладони, направляю энергию в нужное русло. Все трое — Малкольм, Аделар и Вик — следят за мной, не отводя глаз.
— Новый регенератор у народа будет нескоро, — говорю я, глядя на свои руки. — Но есть мы. Я, Иокаста, Зодчая и нам подобные. Энергии Истока внутри нас не хватит, чтобы вылечить кого-то, срастить кости или избавить от яда. Но подлечить ушиб, ожог или рану… — Я слушаю, как выравнивается дыхание Деверро. — Все в порядке, адмирал. Больше не будет больно. Никому из нас.
Свет постепенно гаснет, и я убираю ладони. Гаснут отблески на стенах. Но блеск в глазах двух Стерегущих больше не исчезнет никогда.
— Можно
— Попробуйте, — улыбаюсь я.
Мэл берет его за одну руку, я — за другую, и вдвоем мы помогаем ему подняться. Адмирал встает, держась за нас, и осторожно опирается на больную ногу. Вик подскакивает сзади и хватает меня за ту же руку, в которой я держу ладонь Деверро. Я украдкой улыбаюсь ему. Мой мальчик. Он ведь тоже важен. Равно как и все мы. Мы пришли к этому знанию все вместе.
— Спасибо, — говорит Деверро.
— Можешь ходить? — сразу вклинивается Малкольм.
Аделар отпускает наши руки и, прихрамывая, отходит на несколько шагов. Видно, что колено у него еще побаливает, и он невольно бережёт его, но он может наступать на эту ногу и ходить, не подволакивая её. Несколько секунд он стоит к нам спиной, потом поворачивается, и я вижу на его лице улыбку. Я и представить не могла, что он может так искренне и широко улыбаться.
— Спасибо… что не оставили, — повторяет он.
Мэл, потом я, а за ним и Вик — мы втроем подходим к нему и обнимаем со всех сторон.
— Никогда не оставим, — шепчет Малкольм.
Я стою и ощущаю самое главное: это тоже любовь. Все, чем мы есть — это все о любви, и нет ничего, кроме нее, ничего сильнее, никого и никогда. Мы видели, как на наши лица и на наши земли набегала тень, мы видели, как между нами вырастали стены, мы видели черту и стояли прямо над ней. Я была сефардом, я была Гончей, я была эшри и была Зодчей. И во всем этом была любовь. Даже когда я никого из них не знала. Моя любовь — стекольный звон и хрупкость самолета за секунду до того, как он коснется холодной земли.
За нашими спинами вновь слышатся шаги. Мэл оборачивается первым, вздрагивает и встает спиной, словно пытаясь закрыть всех нас от того, кто впереди. Вик невольно прячется за меня. Я еще не успеваю разглядеть того, кого они так испугались. Аделар лишь усмехается.
— Это, как бы так сказать… подарок, — говорит он чуть насмешливо. — А вы уже собрались защищаться.
Из темноты коридора выходит Анга.
Малкольм сдает назад, так что мы с Виком врезаемся в адмирала. Едва заметно дернувшись — похоже, мы опять задели его ногу — он отодвигает нас в сторону. Потом — подталкивает меня в спину:
— Я знаю. Она тоже рада тебя видеть.
Я сглатываю и выступаю наперед:
— Ну… здравствуй, Королева.
— Я не твоя Королева, Данайя-эшри, Зодчая, Дочь пламени и вечного сияния, Воин-миротворец, — Анга криво усмехается. Я и подумать не успеваю, откуда у меня столько титулов. — Та, кому были верны Гончие, предала нас, — Она смотрит на Малкольма. — Предала как народ, так и того, кто был готов отдать за нее жизнь… Ты обыграла ее. Всех нас. И, более того — ты все-таки заставила всех искупить свою вину.