Львы и Сефарды
Шрифт:
И тогда я снова говорю:
— Что тебе известно?
Вопросы в лоб — мое проклятие.
— Ни одна жизнь дезире не может встать выше долга перед землей, — Она встает и поднимает с земли горсть мелкого песка. Просеивает его сквозь пальцы. — Ни одна и никого. Дезире связаны землей. Родной землей. Один из них не может принадлежать чужой земле. Тем более — земле врагов.
— Земля — лишь прах от плоти нашей!
— Вот именно, Данайя, — Глаза Сарцины недобро блестят. — Земля есть мы. Мы есть земля. Поэтому… и началась война. Поэтому и были
— Но они вышли из нас! — напоминаю я.
— Они ушли, избрав чужую землю, — Она отряхивает руки от песка. Он сыплется на ее чистую одежду. — С тех пор прошло не одно десятилетие. В них не осталось нашей плоти. И Малкольм знал это. Выбрав жизнь своего дезире, он предал свою землю. Это разрывает связь. Связь плоти между ними.
Я срываю со своей одежды одну из булавок и с силой прокалываю большой палец у основания. Сарцина невольно отступает. Пара капель крови падает на землю, смешиваясь с песком.
— Связь плоти, говоришь?..
Мэл и Аделар. Их глаза. Их души. Их сердца. Их родственные судьбы. Ничего сильнее, никого и никогда. И ни одна земля не встанет между ними. Никто не заикнется о земле, когда над ними — небо.
— Связь плоти, — тихо повторяю я, протягивая руку. — Смотри, Сарцина. Кровь. Ты можешь ударить мечом азарданца — и из раны потечет такая же, как у меня. Такая же, как у тебя. У нас разная плоть. Ты белая, я темная. Ты — знатная женщина, я — трущобная нищенка, сефард. Но — кровь, Сарцина. Одинаковая кровь и одинаковая боль.
— Боль, — произносит она с насмешкой. — Что ты о ней знаешь, девочка?
— Поверь мне, знаю, — Я зажимаю руку. — Я знаю, как это — бежать в красном пепле на рассвете, видя, как сгорает дом, в котором был мой брат. Я знаю, как тащить на себе по каменной пустыне человека, уже поставившего крест на своей жизни. Я знаю, как смотреть в глаза двум братьям, ненавидящим друг друга, и знать, что их дороги переплетены. Я знаю, как сражаться с тем, чего больше всего боишься, и я знаю, как это страшно — видеть взгляд человека, у которого на глазах лежит при смерти лучший друг. Что у тебя есть против этого? Это закон о крови, Сарцина, — продолжаю, уже чуть переведя дыхание. — Пока по нашим венам льется одинаковая кровь и боль от ран у нас одна — земля бессильна. Мы стоим на ней ногами. Она не будет нами управлять. Не мной. Не моим братом. Не Малкольмом и Аделаром.
Она хватает мою руку и прислушивается. Я и сама это чувствую. Я чувствую это сильнее и отчетливее, чем она.
Земля дрожит.
— Сарцина?..
— Твой отец, — говорит она поспешно, озираясь по сторонам. — Ты говоришь, как он. В твоем обличье он пришел за нами. И вот — посмотри, где мы теперь!..
Стены начинают свое движение. Все кружится и плывет перед моими глазами. Мы стоим, крепко держа друг друга за запястья. Это — мертвая хватка. Мертвая петля. Одна из нас останется, другая — падет. Снаружи слышится топот ног, гул толпы, шум, как от бушующего моря. Это сводит
— Госпожа!
Распахнув дверь и забыв про условности, к нам врывается Саллах. Его трясет, безумные глаза вращаются в разные стороны.
— Госпожа, — повторяет он, выдохнув. — Они пришли. Они вернулись. Все, как мы рассчитывали. Но Лард мертв.
— Кто — они? — Сарцина бросает мою руку.
— Люди песчаных дюн.
Мне становится дурно.
Эшри в столице.
Всем народом.
Вместе.
Мэл и Аделар.
Я не могу позволить им.
— Отпустите меня к ним! — требую я.
Земля подрагивает.
Сила Истока.
Кайтен и Талита?..
— Данайя, уходи, — Сарцина поворачивается ко мне. — Твой народ вернулся за тобой. Давай же. Докажи закон о крови.
Я не могу понять, о чем она. Саллах резко мотает головой — кажется, будто от такого движения она может отлететь прочь.
— Нет, Данайя. Это не тот народ. Это перебежчики из Азардана. Они хотят объединить их с собой. Тех, кто остался.
— Лиддийские эшри на такое не пойдут, Саллах! — пытаюсь возразить я.
— Это не их дело. Они пришли взять свое силой. Им нужна мощь Истоков. Азардану нужна.
— Саллах! — кричит Сарцина.
Мы оба смотрим на нее.
Глаза в глаза.
— Что ты будешь делать? — спрашивает она.
— То, что должен был совершить еще Самар Гаддот, — Его взгляд упирается в мое лицо. — И то, на что он не пошел.
— Мой отец?! — вскрикиваю я.
Сарцина бросает на меня прощальный взгляд — и резко толкает в сторону Саллаха.
— Забери ее. Отведи ее к брату. Она не будет в этом замешана. Она не повторит ошибок своего отца.
— Ошибок? — переспрашивает командующий. — Госпожа!
— Мы шли к этому долгие годы, — говорит она. — Закон о плоти взял свое. Но ни Данайя, ни ее брат не должны пострадать. И если Малкольм Росс и Аделар Деверро тоже там — не трогать их. Отдай приказ. Любой ценой.
Саллах крепко держит меня в захвате. Я и не сопротивляюсь. Я просто не могу. Нет сил. Земля уходит из-под ног.
Сарцина смотрит на нас двоих. Мы стоим по разные стороны порога. Каменное лицо, холодный взгляд.
— Я устала их убивать, — выдыхает она.
И захлопывает дверь.
Глава двадцать девятая. Не меч, а факел
— Сарцина, стой! Сарцина!..
Я кидаюсь на дверь и с силой рву ее на себя, бью по ней кулаками, но это бесполезно. Саллах снова хватает меня за обе руки, скручивает и оттаскивает на несколько шагов оттуда.
— Малкольм Росс и Аделар Деверро! — кричит он прямо мне в ухо, будто надеясь, что это отрезвит меня. — Они предатели, оба! И она это знает!
— Знает, — выдыхаю я, мотнув головой. Как могу, поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза. — Саллах, этот приказ… Приказ твоей Госпожи, но не моей. Она сказала отвести меня к Вику. Но я не пойду. Я просто не могу.