Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
Повесть
Маша Корабельникова бежала в зеркальный гастроном, где ее мать работала
грузчицей. Маша тревожилась, что не застанет мать - заместительша любит
возить ее с собой по продуктовым базам, - поэтому загадала, что заместительша
крутит у себя в кабинете ручку арифмометра, а мать стоит перед железными
дверями, которые ведут в подвал магазина. На ней темный, словно свинцом
затертый халат, покрытый шрамиками
держит в кулаках концы косынки и греет на солнце лоб. Болит он у нее. Когда
Хмырь дерется, то метит ударить по голове. Хмырь - Машин отчим, Евгений
Лаврентьевич. Трезвый он молчун, пьян - вредина, вот и прозвала его Хмырем,
хотя и сама не знает, что такое хмырь.
Она бежала по бульвару между кустами облепихи, покрытыми резинисто-
серебристой листвой. И едва аллея кончилась, увидела огромные, зеленоватые
на просвет витринные стекла, вставленные в чугунные рамы.
В гастроном она наведывалась чуть ли не каждый день: нигде не
чувствовала себя проще и вольготней, чем здесь. Продавщицы ей радовались, а
мать с восторженным лицом ходила за нею по пятам. Все давно знали, кем
приходится Маша Клавдии Ананьевне, однако она говорила:
– Дочка пришла! Скучает по мне.
Если она попадалась на глаза директору Стефану Ивановичу,
вдалбливавшему подчиненным, чтобы их домашние и родственники не смели
заходить в магазин со стороны склада, он, неулыба, растягивал запачканные
никотином губы:
– Расти быстрей, Марья, заместительшей возьму.
– Скажете, Стефан Иванович. До заместительш дойти - нужно сперва лет
десять весам покланяться. Правда, моя Маша все на лету схватывает?
– Верно.
Тут бы матери уняться: погордилась - хватит. Не может, вытягивает из
человека похвалы.
– Согласны, Стефан Иваныч, дочка у меня хорошая?
– Куда уж лучше, Клавдия Ананьевна!
Маша помогала матери.
Они сгружали с машин корзины с карпами и серебристым рипусом, ящики с
тбилисским «беломором», при виде которого курильщики бранились, алые
головки голландского сыра, который брали нарасхват, несмотря на то, что он пах
овчиной.
Переделав материны дела, Маша брала в кабинете заместительши один из
чистых, наглаженных до сахарного блеска халатов, приготовленных на случай
прихода рабочего контроля, шла из отдела в отдел, спрашивая продавщиц
голосом сторожа Чебурахтина:
– Не пособить ли шего, девошьки?
Продавщицы смеялись, давали ей какое-нибудь поручение и, принимая чеки
и отпуская товар, интересовались тем, как она учится, какое
ухаживают ли за ней мальчики, не собирается ли она после десятилетки
податься в торговую школу.
Отвечая продавщицам, Маша насмешничала и над ними, и над тем, о чем
они спрашивали, и над собой.
Они угощали ее конфетами, халвой, черносливом, грецкими орехами, а то и
чем-нибудь на редкость лакомым: гранатами, атлантической селедкой из
огромных банок, лососем, куриной печеночной колбасой.
Было время, когда Маша редко заходила в гастроном и стыдилась того, что
ее мать грузчица, и однажды из-за этого сильно опозорилась перед англичанкой
Татьяной Петровной. Англичанка была классной руководительницей Маши и
жила в их доме, в том же подъезде и на той же лестничной площадке.
Клавдия Ананьевна и Татьяна Петровна даже как бы немножко дружили.
Клавдия Ананьевна сообщала ей через Машу, когда выкинут гречку, копченую
колбасу, исландское филе из трески или что-нибудь деликатесное, вроде
апельсинов, консервированной налимьей печени, арахиса, маковок и трюфелей.
Англичанка не оставалась в долгу перед Клавдией Ананьевной. Мирила ее со
свекровью и окорачивала Хмыря. При ней он становился смирненьким.
Образованная, что ли? А может, потому, что ее муж работал в газете.
Татьяне Петровне почему-то вздумалось, чтоб каждый ученик написал по-
английски, кем работают его мать и отец.
Маша надеялась, что дадут звонок на перемену, покамест дойдет до нее
очередь говорить. Но Татьяна Петровна вдруг решила спрашивать третий ряд и
начала с последней парты, где сидели Митька Калганов и Маша. Митьке что? У
него отец начальник монтажного управления в тресте «Уралстальконструкция»,
а мать солистка хоровой капеллы.
– У меня отца нет, - сказала Маша по-русски.
– Верней, есть. Но он в другом
городе.
– И по-английски: - Май фазер из э машинист.
– И снова по-русски: - Он
машинист загрузочного вагона на коксохиме. Отчим тоже работает на
коксохиме. Я, правда, не знаю кем. Знаю только - в каком-то фенольном
отделении. И что работа там вредная.
– А кто твоя мать, Корабельникова?
– Если у тетеньки из фенольного родится ребенок и она будет его кормить
грудью, то он умрет к шести месяцам. Поэтому почти у всех тетенек из
фенольного дети растут искусственниками. Кормилицу ведь не найдешь.
Кормилицы были только при царизме.
Маша знала, что у нее удивительные волосы. На свету они пепельно-