Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
В сторону вокзала промчался на красном мотоцикле мужчина в берете. Не
отец ли? Может, каждое утро приезжает к поезду, а сегодня немного запоздал.
Нет, наверно, все-таки не отец. Он металлург и навряд ли будет носить берет. У
них, в Железнодольске, почти все металлурги носят фуражки.
В пышечную, где автомат спек для Маши воздушно-мягкое кольцо, вошел
мужчина с мальчиком. Он был не брит, часто вздыхал. Он не ел, только, сидя на
корточках,
оказаться Игорешкой - ее родным братом, а мужчина - отцом.
Она хотела подойти к ним, заговорить, но сдержалась: сколько будет
удивления и восторгов, если после, в доме по улице Верещагина, они узнают
друг друга.
Неподалеку от рощи ее захватил дождь. Он быстро заштриховал воздух. На
бегу Маша запрокинула лицо и видела, как за сверканьем ливня выгибается под
солнцем радуга.
На краю рощи, чуть особняком, стояла могучая береза. Крона стогом. Под
эту березу и бросилась Маша с мостовой. И были для нее чудом, как и штрихи-
дождины, как и радуга под солнцем, - черные ромбы по белой коре. Сюда же,
под березу, прибежали с шоссе велосипедисты. Велосипеды они тащили,
поддевши раму плечом. И Маша, прижавшаяся спиной к теплому стволу,
очутилась в двойном кольце: внутреннее кольцо - велосипедисты, внешнее -
велосипеды.
Смутилась: сразу столько незнакомых мальчишек - и ощипала мокрое на
груди платье.
Они, улыбаясь, глядели на Машу, она посматривала сквозь слипающиеся
ресницы на тех из них, кто был в поле ее зрения, и все равно в минуту
рассмотрела этих мальчишек и начала про себя подтрунивать над тем, что они
держат фасон, а все под одну гребенку: в кедах, шортах, зеленых майках и в
каскетках с голубым целлулоидным козырьком.
Сивый мальчишка, который стоял напротив нее, вдруг крикнул с шутливым
изумлением:
– Ребятишки, эврика! Я открыл путешественницу.
Велосипедисты загалдели, нарочито удивляясь тому, что будто бы сами не
заметили ее. Когда они умолкли, Маша сказала:
– А путешественница открыла штампованных мальчишек.
– Ба, да она наблюдательная!
– Если у вас и мысли одинаковые, то путешественнице надо возвращаться на
вокзал.
– Явление!
– опять изумился сивый.
И все снова весело загалдели.
Их дружелюбие не понравилось Маше. Какие-то задорные мамсики.
Подначила их, а они, как говорит Митька, мирно отреагировали.
– Ты не теряйся, девушка.
– Перед кем теряться-то?
– Ершистые в вашей местности девчонки.
– Урал.
– Владька, твоя землячка.
Паренек с черной челкой, которого сивый назвал Владькой, кивнул головой.
– Деревня? Город?
– Железнодольск.
– Владька, слышишь? Из твоего города.
Губы Владьки дрогнули, но не отворились. Подумала: «Странный или
задавака».
– Он пришел в мир, чтобы стать новым Галуа. Ты не удивляйся, что он не
сразу обрадовался землячке. У него не человеческое направление ума, а
математическое.
Владька шевельнул уголком рта. То ли возмутился, то ли улыбнулся. Руль
его велосипеда был обмотан синей изоляцией. Владька сжал рога руля и как бы
навинчивал кулаки на них, пригоняя изоляцию.
Больше Маше не захотелось дерзить, но в душе она не удержалась от
насмешки над Владькой: «Занятное ты существо!» - и над сивым: «Ты, наверно,
общественный организатор с ясельного возраста?»
Облако, полившее рощу, двигалось на город, оно напоминало, таща
скособоченные волокна дождя, медузу. Это заметил сивый. Он же
полюбопытствовал, к кому путешественница приехала, однако она не ответила и
спросила, куда они держат путь. Они ехали на пристань. Маша сказала, что и ей
туда. Сивый предложил довезти ее на раме. Она ездила на раме со знакомыми
мальчишками. Прямо отказаться не посмела: если бы на багажнике, то поехала
бы. Багажник только на Владькином велосипеде. Понятно, что Владька лишь
шевельнет губами, и пойми его, согласен везти или не согласен.
– Мне не привыкать, - неожиданно заговорил Владька.
– Дома приходилось
сестру в музыкальную школу возить.
За рощей начинался город. Он был старинный, рубленый, резной. Тротуары
дощатые. Она удивилась и едва не свалила велосипед, заметив, как меж
прогнувшимися плахами фыркнула рыжая вода на ноги толстой гордой даме.
Фыркнула вода, потом Маша фыркнула, и Владьке чудом удалось удержать
равновесие.
С холма, от обколупанной церкви, из колокольни которой высунулась, будто
храбрящаяся девчонка, перистая рябина, Маша увидела горизонт,
хромированный зноем, перед горизонтом - синие наплывы хвойных лесов.
Велосипед понесся вниз. Открывались, стремительно переходя в близь, дали:
осинники, голубень льнов, картофельные поля, пресное море; при впадении в
море перекрещивались две реки.
У берега стояли какие-то дворцы. Самый большой дворец был зеленый,