Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
плоскостям стальных четырехгранников. Потом и самого Леонида - давненько
не был, отвык - заворожили искры, извергаемые кругами, и вид крыловидных,
высоких железных раковин, через которые отсасывало металлическую и
каменную пыль, и мерные движения работниц, как бы качающихся на люльках
наждачных станков, а в действительности сильно налегающих грудью на них,
чтобы круги быстрей выедали сталь в тех местах, где обнаружились трещины,
рванины, плены,
лампасами.
Неподалеку от участка наждаков была лестница
на к а п и т а н с к и й мостик. Раньше Леонид любил пройтись по мостику:
отсюда, с высоты, находящейся как бы в осевой части здания, было видно то,
что происходит по бокам, вверху и внизу, впереди и позади.
Леонид махнул Вячеславу, чтобы следовал за ним, и, едва поднялся на
мостик, сразу оперся о перила и поглядел в глубину склада. От стены, где они
поднялись по лестнице, до той, куда он направил взор, склад не просматривался
насквозь. Леонид подумал, что у него ослабело зрение, подозвал Вячеслава и
спросил, видит ли он противоположную стену. Дальнюю стену Вячеслав тоже
не видел, а видел лишь скопление синей дымки, длинной и яркой, в которой
возникали и пропадали силуэты мостовых кранов, да вдруг одновременно с их
появлением начинало светить что-то огненное и над этим огненным взмывало
крученое пламя. Скоро Вячеслав понял: работают карусельные краны, перенося
на зубьях стальных граблей раскаленные заготовки, от жара на тросах пылает
масло.
Прежде чем двинуться за Леонидом, Вячеславу почему-то захотелось еще
раз взглянуть на участок наждаков. Все было так же: из-под дисков вывихривало
искры, а над искрами и над заготовками покачивались лицами вниз наждачницы,
обнимая темные, вероятно горячие, моторы. И Вячеславу вдруг стало мниться,
что все, чем он жил еще на днях, было в его прежнем существовании, а теперь
он словно заново родился и в нем-то, в этом существовании, он и совершит то
главное, чего пока не совершил.
Спустились вниз.
– Славик, нам сегодня вкалывать да вкалывать! Ты засекай, как мы трудимся,
– сказал Леонид.
– А лучше слоняйся по складу. Сейчас для тебя важней общее
представление о труде.
Подошедший Бриль прервал Леонида:
– Привыкай к мысли, солдат: зря денег не платят.
– Кому зря-то платят?
– спросил Леонид.
– Неужели такие в нашем обществе
имеются?
Рьяное оживление Леонида не понравилось Вячеславу: Бриль растерялся.
– Чего задрожал? Нечего дрожать.
– Пусть я мещанин, а ты мистификатор, - внезапно закричал
–
Досмеешься.
Они принялись резать металл. Это было довольно медленно и однообразно.
Глядя на слепящее пламя резаков, рассекавших заготовки, Вячеслав
почувствовал в зрачках острую боль. Он постоял над питьевым фонтанчиком,
тычась то одним, то другим глазом в холодный столбик воды.
Поравнявшись с могучей клетью, где почти кубастые слитки подвергались
первоначальной обжимке, он остановился. Слитки тоже приплывали по
рольгангу. Их подвозили и выталкивали на ролики стремительные электрокары.
То, как зеркальные валки вбирали слиток, как при его удлинении метеоритно
летала окалина и как по нему катилась вода, паряа и пылая изумрудным огнем,
действовало на Вячеслава гипнотически. Он долго топтался подле клети с
ощущением восторженного созерцания и сказал себе, что ему хочется пойти
навстречу стальному потоку, и пошел, но вернулся на склад, лишь добравшись
до нагревательных колодцев, откуда клещевые краны доставали слитки, чтобы
поместить в электрокары.
Вернулся он на стан потому, что вдруг оторопел от возможности, что
встречный ход металла приведет его на домну отца.
13
Настроение у Вячеслава изменилось. После ночного разговора о Тамаре он
старался реже встречаться с отцом, а если им доводилось вместе ужинать,
наспех ел и допоздна читал книгу по газовой резке, а в последние вечера
помогал Леониду ремонтировать мотоцикл. Он думал об отце, но урывками.
При том, что его отношение к отцу в эти дни было скользящим, оно еще было и
лишено обычной сыновней благодарности. Вдобавок к этому строй состояния, в
котором он находился, обладал той самопроизвольностью, что, проявляясь
вопреки привычкам и устоявшейся морали, уклоняет сознание от переживаний
родного человека, а также от собственных переживаний.
Возвращаясь на склад с нагревательных колодцев, Вячеслав недоумевал,
почему он, ощутивший как бы начало своего нового существования и этим
окрыленный, вдруг поник и плетется с чувством тяжелой вины, может быть
вины-преступления.
Родился Вячеслав хиленьким, мало шевелился, не плакал. Знаменитая
старуха знахарка с поселка Щитового, осмотрев его, опечалилась: «Не жилец. А
глазенки-те синие!» Детский врач, тоже старый и не любивший обнадеживать с
помощью вранья, согласился со знахаркиными предсказаниями и пожалковал,
что время послевоенное, голодное и что Камаевы не смогут наскрести денег на