Любимица гроз
Шрифт:
Вопросы сыпались как на их компанию, так и на Страдаровых, даже на бронзу их маленькой компашки, но это было чисто формальным. После объявления о сотрудничестве со столицей зал оживился. Все понимали, какие перспективы это сулит и всех волновало, изменит ли «АльмаМасс» свое решение, если, скажем, у нынешнего лидера этого города не выйдет взять тендер. Отвечал на этот вопрос, конечно же, сам представитель «АльмаМасс» в лице Заболоцкого, который забежав немного вперед, заверил общественность в том, что все вопросы уже улажены и подписание договора неизбежно, так как ни одна из сторон не намеренна отказываться от грядущих перспектив.
Говорить пришлось очень много, на Чернову
Страдаровы, как ни странно, удалились в числе первых покинувших зал и Веста готова была поклясться, что уходили они не в лучшем расположении духа.
На первом этаже довольно быстро опустело, как и на парковке, куда поплелась в одиночестве Веста, решив, что ей жизненно необходима сигарета из пачки, что она оставила утром в машине. И, конечно, она совсем не ожидала, что, выпрямившись и захлопнув дверь, она увидит в отражении в стекле лицо Страдарова младшего и хоть убейте, она не помнит его имени.
— Должен признать, — протянул мужчина, — Вы прекрасно держите лицо.
— Вряд ли вы пришли сюда сказать мне только это, — отстраненно заметила Чернова, обернувшись и взглянув на неожиданного собеседника напрямую.
— Я вообще не собирался сюда приходить, — признался тот, — Но чем раньше вы и ваш друг поймёте всю глубину вашего нынешнего положения, тем больше потерь вам удастся избежать.
— Вот так просто, при свете дня посреди улицы признаётесь в причастности к преступлению? — с заторможенным удивлением спросила Веста, открыв коробочку в руках и вытянула сигарету.
— Ваших слов будет слишком мало, — усмехнулся Страдаров, — В ваших же интересах отступить, вам не по зубам эта игра.
— Право слово, ваша забота очень трогает, но… не пойти ли вам к черту? — с улыбкой, подчеркнутой вежливостью уточнила Чернова, прежде чем круто развернувшись, направиться обратно к зданию.
Видимо они сильно переоценили Страдаровых, когда решили, что они не идиоты так глупо подставляться… Как Веста и сказала, прямо на улице при свете дня, Страдаров младший не только осмелился признать свое отношение к уголовному преступлению, но и совершить новое.
Затылок обожгло сильной болью прежде, чем картинка перед глазами померкла.
Помнится Игорь говорил не ходить в одиночку. Игорь, Игоряша, как же чертовски прав ты был.
Затылок болел. Волосы в том месте тянула слипшаяся влага и болезненная пульсация.
Всего на секунду Веста предпочла вовсе не просыпаться, как обнаружилась новая напасть — стянутые за спиной руки. Не веревка и не проволока, но что — то тонкое и крепкое, сильно впившееся в кожу до боли и онемения.
Картинка перед глазами никак не желала становиться четкой, предметы и мебель двоились. Чернова не сразу поняла, что бодает лбом жестковатую кожаную обивку дивана. Ноги затекли в неудобной позе, но сдвинуть их, хоть немного поменять положение крайне непросто. На них отсутствовала обувь, узкие брюки задрали насколько это возможно. Голую белую кожу плотно обвивал трубчатый резиновый шнур — Веста, глядя на него, даже не могла понять для чего он предназначен или откуда его сняли. Находчиво в любом случае.
Кроме того, что голова казалась нереально тяжелой, Чернова отметила крайне неприятную тошноту, а это могло значить, что Страдаров, возможно, наградил её сотрясением мозга, а в таком состоянии даже замышлять побег крайне затруднительно.
Чернова чувствовала, что воздуха будто всё меньше и поймала себя на том, что судорожно втягивает носом воздух. Неуместно подумалось, как хорошо, что иногда обостряющийся хронический гайморит уже месяц её не беспокоил, было бы крайне нелепо задохнуться насмерть, даже не попытавшись спастись. Нервно и приглушенно хохотнув, Веста дернула головой, прислушиваясь к тишине дома. Ни единого признака чужого присутствия.
Комната, в которой ей не посчастливилось очнуться или очнуться вовсе, походила на столовую — гостиную. Веста оглядела пустынные темные стены, высокие потолки, бликующий ламинат на полу. Окна были предусмотрительно задернуты шторами, Веста, если честно, даже не понимала какое время суток за окном, а это слегка сбивало с толку. Черный экран телевизора на стене отражал её растерянную персону, слегка искаженно, но чётко. Гостиную зону с телевизором будто четко отделяли двустворчатые двери ровно посередине стены. Стоящий в другой части длинный стол, как минимум на двенадцать человек внушал доверие, темное дерево пустовало — никаких клеёнок, салфеток или приборов. Пустота и отполированная до блеска столешница.
Ни намёка на колющие — режущие предметы, что пришлись бы очень кстати. Она бы сейчас была рада даже ключам от машины, всё лучше, чем ничего. А у неё действительно ничего не было — карманы были пусты. Какой идиот оставит своей жертве телефон? Правда, Веста сразу же вспомнила, что оставила свой телефон в кабинете еще перед пресс — конференцией и так и не успела забрать, отправившись на парковку. Ну какого черта она туда пошла вообще одна?
Осознание того, что уже сегодня может оборваться жизнь, так и не пришло и именно этот момент выбрал хозяин дома, чтобы явиться — послышались шаги и ругань. Веста, недолго думая, упала обратно на диван, неестественно повиснув на подлокотнике и пожалела практически сразу, руки отозвались вспышкой боли, но менять позу времени не было и Веста приняла решение мужественно терпеть.
Судя по звуку и тому, как резко голоса стали громче и четче — двустворчатые двери, что Чернова рассматривала немного ранее, открылись.
Стук обуви по ламинату всё ближе и ближе, пленница практически кожей ощутила на себе взгляд. Лицо неестественно ощутимо пекло, но Веста держалась. И она совсем не ожидала, что через минуту напряженного молчания раздастся глухой сильный удар и кто — то тяжёлым мешком упадёт на пол. Чернова едва не раскрыла себя от неожиданности.
— Ты уже совсем с головой не дружишь, идиота кусок?! — раздалось гневное на всю гостиную, хотя Веста была уверена, что Страдарова — старшего было бы слышно из любого уголка этого дома, — Ты опять чем — то закинулся?