Любимые и покинутые
Шрифт:
— Может, пани тоже хотела бы туда уехать? — поинтересовался офицер.
— Нет, — решительно ответила я. — Мне пока и здесь хорошо. К тому же у меня на руках маленький ребенок.
— Почему у вас с сыном разные фамилии?
— Я не хочу, чтобы мой ребенок вырос похожим на своего отца, — солгала я, не моргнув глазом. — Покойный отец Юлиан моего Яна усыновил. Правда, он не успел оформить необходимые документы. У меня есть его завещание, в котором он называет Яна своим сыном и оставляет ему все, им нажитое, в том числе и этот дом.
Офицер
— И вы не стали бы переживать за вашего мужа, если бы его, предположим, посадили в тюрьму?
У меня упало сердце. Неужели им что-то известно об Анджее? Может, он на самом деле попал в гестапо?.. Я постаралась, чтобы мой ответ прозвучал как можно убедительней:
— Если он смог бросить меня одну с маленьким сыном на руках и удрать в Америку с какой-то шлюхой, почему я должна за него переживать? Тем более, что зря людей в тюрьму не сажают. В той же Америке.
— Вы самостоятельная женщина, пани Ковальска. Вы тоже полька?
— По матери. Я воспитывалась в католическом приюте.
Офицер не спешил уйти. Он разглядывал книга на полках — там был Толстой, Гейне, Мицкевич.
— Это ваши книга? — поинтересовался он.
— Нет, это из библиотеки отца Юлиана, — не моргнув глазом, солгала я.
— А какие книги читал ваш бывший муж?
Офицер сделал особенный акцент на слове «бывший», и это можно было понять так, что Анджея уже нет в живых.
— Когда мой муж учился в университете, он увлекался германской поэзией и философией. Потом он бросил университет и… — Я замолчала. Я не хотела говорить, что Анджей работал репортером в газете с патриотическим уклоном.
— Я вас слушаю, пани, — вежливо напомнил офицер.
— …И мы уехали в Америку в свадебное путешествие. В ту пору мы еще, правда, не были мужем и женой. Мы поженились зимой.
— Почему вы не остались в Америке? Ведь ваш муж — человек довольно состоятельный, верно? — допытывался немец.
Мне очень хотелось вцепиться в эту сытую невозмутимую физиономию, и я сказала сдавленным от едва сдерживаемой злости голосом:
— Потому что я полька, а не американка, и мой дом здесь. К тому же я очень привязалась к отцу Юлиану и не мыслила без него жизни. Кстати, мой бывший муж чувствовал себя в Америке как рыба в воде.
Не знаю, удовлетворили или нет мои ответы этого вежливого немца с блекло-серыми глазами, он, однако, ушел, и меня какое-то время не тревожили. На ночь я запирала все двери, а окна закрывала ставнями, запирая их изнутри болтами.
Однажды в окно нашей с Яном комнаты тихонько постучали. Я встрепенулась и мгновенно поняла, что это Анджей.
— Иди к заднему входу, — шепнула я и кинулась на кухню.
Он был худой, как смерть, и весь зарос волосами.
— Так теплее, — пояснил он. — Не бойся, никаких насекомых у меня нет. Про отца Юлиана я все знаю. Хочу есть и спать. Нет, сперва я приму ванну.
Он заснул в ванной, и мне пришлось тащить его
Часа через два Анджей открыл глаза и сказал.
— Уходи. Я должен выспаться. Не бойся — меня никто не видел.
Я ушла к себе, легла в постель, прижалась к посапывающему во сне Яну — мы теперь спали с ним в одной кровати, чтобы было теплей — и беззвучно расплакалась. Радость от того, что Анджей жив, гасилась острым предчувствием беды, грозящей этому дому и его обитателям. Если бы не Ян, я бы ушла вслед за Анджеем — я больше не могла жить без него. Но мне не на кого было оставить Яна.
Анджей вошел к нам в комнату на рассвете. Я только что заснула. Я издали услышала его шаги, но почему-то все никак не могла открыть глаза. Он сказал с порога:
— Я бежал из лагеря. Мы уходим на восток, к русским. Я ненавижу немцев и буду сражаться с ними до последнего вздоха.
Анджей приблизился к моей кровати, склонился над ней и внимательно посмотрел мне в глаза. Сквозь щели в ставнях в комнату пробивался серый утренний свет. Я видела, как лихорадочно поблескивают его глаза.
— Я проспал, — сказал он. — Теперь уже светло и мне нельзя на улицу. Что делать?
— Останешься… дома.
— Дома? — переспросил он. — Да, я и забыл, что это мой дом. Ян здоров?
Анджей присел прямо мне на ноги. Я изумилась тому, каким легким стало его тело.
— Да. Он болел воспалением легких, но… Словом, удалось достать пенициллин. Сейчас он здоров.
— Пенициллин? Но ведь он есть только у немцев.
— Мне помог комендант города.
— Ты ладишь с немцами? — подозрительно спросил Анджей.
— Приходится.
— А ты знаешь, что Яся забрали и, я думаю, повесили?
— Догадываюсь. Меня допрашивал офицер из гестапо. Очень интересовался тобой. Я ему сказала, что ты уехал с любовницей в Америку.
Анджей тихо рассмеялся, но сразу же оборвал смех.
— Если я останусь на день здесь, я могу погубить вас обоих.
— У тебя есть какие-нибудь документы? — поинтересовалась я.
— Шутишь? У меня есть волчий билет, по которому меня без промедления отправят в Треблинку. Юстина, нужно что-то придумать. Я ведь не могу взять и исчезнуть просто так.