Любимые и покинутые
Шрифт:
И тут у меня мелькнула сумасшедшая мысль.
— Ступай в ванную и побрейся. Только смотри не порежься. Все будет нормально.
Он повиновался. Я встала и, не зажигая света, стала рыться в шифоньере в поисках подходящей одежды. Нашла свое старенькое из мягкой фланели платьице с кружевным воротничком, шерстяные чулки в полоску. В жестянке из-под бисквитов сохранились стеклянные бусы и заколка из папье-маше в виде розочки.
У Анджея была нежная девичья кожа, покрытая легким пушком. Платье пришлось ему впору, правда, оказалось тесновато в плечах, но
Анджей был очень красив в женской одежде, и у меня внезапно пробудилось желание.
Оставалась проблема с обувью. К счастью, у меня у самой сороковой размер. Анджей носил ботинки на номер больше, но домашние шлепанцы на танкетке и с бантом пришлись ему впору. В той же самой жестяной коробке из-под бисквитов валялось серебряное колечко с зацветшей — больной — бирюзой. Я знала, что это плохая примета, но не могла же я надеть на палец молоденькой служанки в простеньком платьице и с дешевыми бусами на шее кольцо с рубином или бриллиантом, без него же пальцы Анджея казались уж слишком мужскими.
Выяснилось, что он умеет говорить женским голосом — он рассказал, что играл в лицейском театре Клеопатру.
Мы выпили на кухне кофе, потом я поставила тесто на пироги.
— Если пожалуют гости, притворись, будто моешь раковину, — поучала я его. — Все время занимай себя каким-нибудь делом: разбирай в буфете, на подоконнике, протирай тарелки. Ко мне редко кто заходит, но, думаю, осторожность нам не повредит. Да, кстати, тебя зовут Кристина, а меня ты называй пани Ковальска. Учти, ты не разговариваешь по-польски и ни слова не понимаешь по-немецки. Ты литовка с хутора.
Скоро проснулся Ян. Анджей с любопытством рассматривал своего сына, с которым не виделся два года. Ян, разумеется, не признал отца. Он прятал лицо от чужой тети в складках моей юбки. Ян рос нелюдимым мальчиком — мы с ним вели очень замкнутую жизнь.
Я замесила и раскатала тесто, поставила в духовку кулебяку с грибами и капустой. Маленький Ян возился на ковре со своими кубиками в нашей с ним комнате, Анджей спал в гостиной на диване.
И тут звякнул дверной колокольчик. Я вытерла руки, сняла фартук. В коридоре столкнулась с заспанным Анджеем, спешившим на кухню.
— Все нормально, — шепнула ему я. — Положись на меня.
Это был тот самый офицер из тайной полиции. Сейчас он представился мне как герр фон Шульц, поцеловал руку и приказал сопровождавшему его сержанту отнести на кухню большую плетеную корзинку.
— Небольшие подарки для очаровательной пани Ковальски и ее маленького сына, — сказал он по-польски. — У вас пахнет пирогами. Ждете гостей?
— Проходите, герр фон Шульц, — вежливо сказал я. — Сегодня Крещение Господа нашего Иисуса Христа. Кристина обожает возиться с тестом. Вы очень кстати, герр фон Шульц. Сейчас поспеет кулебяка.
— Кристина? — заинтересовался немец, усаживаясь на диван в столовой. — Кто такая? Родственница?
— У меня, как вы знаете, нет никого на всем
Сержант заглянул в столовую, они с герром фон Шульцем перекинулись несколькими фразами по-немецки, после чего сержант направился к выходу. Я к тому времени уже кое-что понимала по-немецки — способность к языкам у меня, очевидно, в крови. Так вот, герр фон Шульц отпустил сержанта на два с половиной часа.
Я не спеша накрыла на стол. В плетеной корзинке оказалась ветчина, сыр, две бутылки мозельского муската и несколько плиток молочного швейцарского шоколада. Я не верила в бескорыстие герра фон Шульца — наверняка он преследовал свою цель.
Он откупорил бутылку вина и налил нам по полному бокалу.
— Зовите меня Рихардом, — сказал он. — А я буду называть вас…
— Юстина, — сказала я. — Меня зовут Юстина.
— О, у вас, польских женщин, такие красивые звучные имена. А вот мужские я выговариваю с большим трудом — Тадеуш. Войцех. Анджей… Пейте, Юстина, только непременно до дна. За крещение святого младенца. Говорят, его мать была еврейкой. Юстина, как вы думаете, христианство придумали евреи?
— Его никто не придумывал, — возразила я. — Бог существовал всегда. Почти две тысячи лет тому назад он послал на Землю своего любимого сына, чтобы тот искупил собственными страданиями человеческие грехи. Евреи распяли Христа при попустительстве римского наместника Понтия Пилата. Бог забрал своего сына к себе, и отныне Иисус Христос живет в сердце каждого христианина.
Рихард смотрел на меня, как мне показалось, восхищенными глазами. Он вдруг улыбнулся, протянул ладонь и похлопал меня по руке.
— Ах, Юстина, я очень уважаю верующих. В них чувствуется надежность и какая-то тайная сила. Но коммунизм все-таки продумали евреи, верно?
— Не знаю, — сказала я. — Меня не интересует политика. Я только знаю, что коммунисты взрывают господние храмы и сажают в тюрьму верующих. Если это правда, я их ненавижу.
— Это правда, Юстина. Вы умная женщина. Ваш муж не дает о себе знать? — вдруг спросил Рихард и снова наполнил наши бокалы.
— Я же говорила вам, что не желаю ничего о нем слышать! — воскликнула я и, махнув рукой, случайно опрокинула бокал с вином.
— Браво! — воскликнул Рихард. — Вы истинная полька. Я слышал, они очень горды и не прощают измены. — Он поднял мой бокал и снова его наполнил. — Выпьем за прекрасных полек. За вас, Юстина!
Он осушил свой бокал до дна, взял мою руку в свою, перевернул ее ладонью кверху и поцеловал. Когда он поднял голову, я увидела, что его глаза подернулись масляной пленкой. И тут до меня дошла цель столь неожиданного визита Рихарда.
— Прошу прощения, но я должна наведаться на кухню и дать указания Кристине, — сказала я, вставая из-за стола.