Любимых не отпускают

Коваленко Мария

— Рауде, ты не в себе! — Она прижимается спиной к двери. Не уходит.

— Можно сказать и так. — Киваю. — Не в себе.

— У нас сегодня открытие. Меня ждут на сцене. — Гордо расправляет плечи. Настоящая амазонка, а не певица.

— Они будут ждать столько, сколько нужно. А вот я уже серьезно опоздал. — Снимаю с одного из стеллажей раскладной стул. Разложив, рукой смахиваю с него пыль. И ставлю пред Евой.

Это, конечно, ни хрена не комната для переговоров. Даже не номер в отеле. Вокруг горы картонных коробок и

кучи хлама. Однако прямо сейчас мне пофиг.

Вчерашняя встреча с дочкой и разговор с женой буквально прибили меня. До середины ночи я сидел в кресле посреди гостиной, пялился на огонь в камине и переваривал открытия.

Ирма, конечно же, солгала, сказав, что не знает никакого Каткова. Я видел, как забегали зрачки в ее слепых глазах, и как дрогнули ладони. Она отлично изучила меня за годы брака — смогла заранее догадаться, кому я доверю Еву, и нашла свои рычаги влияния.

Если бы дело касалось бизнеса, а не живых людей, можно было бы снять шляпу. Фантастическое умение разрабатывать стратегии и реализовывать каждый свой шаг. Но эта грязная игра испоганила жизнь мне, Еве и одной маленькой девочке, которая с самого рождения лишилась родного отца.

Моя гениальная жена, подобрала ключик для каждого. Единственное, что она забыла сделать — согласовать свои планы с всевышним. За что и поплатилась.

— Нам нужно поговорить о Вике, — сразу перехожу к делу. — Она моя дочь. И я хочу участвовать в ее жизни.

— Твоя?! — Глаза Евы вспыхивают.

— Моя. Сказки о гитаристе оставь для прессы.

— Вдруг это не сказки?

— Я не знаю, как твой агент уговорил врачей изменить документы и написать, что Вика родилась досрочно, семимесячной. Но прекрасно понимаю, что она моя.

— Значит, так? Я была не нужна, а дочь понадобилась! — Ева резко садится на стул и закидывает ногу за ногу. — Тогда заранее обрадую. Твоя ДНК не дает тебе никаких прав на мою девочку.

— В ней гораздо больше, чем ДНК. — Не могу сдержать дурацкую улыбку.

Я все же конченый мазохист. Кайфую от того, какой боевой она стала. А еще больше кайфую от воспоминаний о дочери. Маленький ангелочек, похожей на меня как две капли воды. Только по-настоящему любящая женщина могла родить такое чудо.

— Неважно, сколько в ней от тебя, — решительно отмахивается Ева. — Тебя не было рядом с нами, когда она появилась на свет. Не ты вставал к ней каждый час, когда она просыпалась по ночам. Не ты плакал от беспомощности, когда ее мучили колики, и не спасали никакие лекарства.

— Один звонок, и я был бы рядом. Хватило бы даже сообщения.

— Звонок? Издеваешься? Ты сам вычеркнул меня из своей жизни. Без объяснений. Как вещь!

— Ева, очнись! Ты сбежала быстрее, чем я вырвался из больницы!

— Сбежала?! — Ева встает. — Да я умоляла остаться! Неделю ждала тебя как дура, рвалась в больницу. Мечтала увидеть и поговорить.

— Что? — Не понимаю.

— Как быстро

ты все забыл! — горько усмехается. — Ты отправил своих охранников, чтобы они выкинули мои вещи! Наверное, спешил освободить комнату для новой звезды.

— Я… — Открываю рот, чтобы сказать, что не делал ничего из того, в чем Ева меня обвиняет. И не успеваю произнести ни слова.

— Прошу, не нужно доказывать, что это был не ты! — Моя амазонка гордо сдувает со лба платиновую прядь и бьет прямо в душу ненавидящим взглядом. — Я прекрасно понимаю, что ради дочки ты сочинишь любую сказку или отыщешь козла отпущения. В легендах ты лучший! Гораздо лучше, чем я и Гриша.

Дико хочется материться, но Ева здесь точно ни при чем. Гребаные открытия все не заканчиваются.

— Похоже, нам нужно поговорить не только о Вике. — Стискиваю зубы.

— Твои пять минут закончились. — Ева разворачивается лицом к двери.

— Ева, нет. — Останавливаю ее за руку. — Тебе придется впустить меня в жизнь нашей дочери.

— Как? Сделаешь тест и потребуешь право общаться с ней через суд?

Я болезненно морщусь от такой перспективы.

— Признаю, что вел себя как сволочь. И все же так опускаться… нет.

— Я не знаю, как низко ты способен опуститься. Дно пробито!

Она вздрагивает. А взгляд становится подозрительно блестящим.

— Тебе придется, Ева… — Тяну ее к себе. Некоторым соблазнам невозможно сопротивляться. Я пытался пять лет назад. Пытался сейчас. Только это искушение снова сильнее.

— Не трогай меня… — Ева вырывается, выставляет руки вперед.

Она пытается помешать мне. Но я уже помешан. Безнадежно… на ней.

— Не могу… — Накрываю ее рот своим и подыхаю от вкуса.

Глава 11. Противостояние

Ева

Говорят, за секунду до смерти перед глазами человека проносится его прошлое. С поцелуем Леонаса так же!

Стоит ему толкнуться языком в мой рот, сразу исчезают и пол, и потолок, и последние пять лет моей жизни. От неожиданности я не успеваю среагировать и проваливаюсь в те далекие дни, когда мы были вместе.

Я снова на яхте — глупая, улыбающаяся, счастливая после первого раза с любимым мужчиной. Шалею от собственной смелости и его заботы.

На следующих кадрах вижу себя в роскошной квартире Рауде. Мы вместе просыпаемся рано утром. Целуемся. Неспешно, будто вся жизнь впереди, занимаемся сексом. А затем с шутками и рассказами в четыре руки готовим завтрак.

Третья серия картинок ярче остальных. На ней наш последний вечер вместе. Ничего не объясняя, Леонас срывает меня с репетиции, ведет в спальню и сводит с ума самыми интимными ласками.

Разбитая оргазмом, я кричу, словно за стенами никого нет. Плачу от радости. И признаюсь ему в любви.