Любимых не отпускают
Шрифт:
— Постой… — Марина садится рядом. — Он и ты… Вы виделись?
Не в силах ответить я киваю.
— Там, в концертном зале? — Ее лицо бледнеет.
Вновь киваю.
— А Вика… — Она поворачивается к моей перепачканной джемом сладкой девочке.
— Мы там дядю встретили. Красивого! Он сказал мне «здравствуй», — вместо меня отвечает Вика и улыбается так счастливо, словно поговорила с Дедом Морозом.
— Здравствуй? — ошарашено переспрашивает Марина.
— Ага! — кивает дочка. — Мама, а мы
— Да уж… Наверное. — Няня прижимает ладонь к груди. — Твою ж… Где мой корвалол?
— Корвалол не поможет. — Закрыв глаза, я вспоминаю эту встречу.
Раньше я и не догадывалась, насколько дочка похожа на своего отца. Природа отдала Вике все самое лучшее, что есть у Леонаса. Его глаза, ресницы, губы и пробивной характер…
— Только не говори, что он понял.
— Марин, они как две капли… Даже хмурятся одинаково, — произношу с нервным смешком.
— Кошмар… Если информация дойдет до Григория… Если он выяснит, что Рауде уже… — Не договорив, Марина со стуком закрывает рот.
У нас нет тайн друг от друга. Няня в курсе главного условия в соглашении с Катковым — Рауде ничего не должен знать о Вике до окончания пятилетнего контракта. Для всех она дочка Савицкого, успешного гитариста и любимца публики.
В прошлом у меня не было выбора. Без агента молодой неопытной певице не светило никакого будущего. Максимум — работа в барах и подработка уборщицей, как когда-то. Если бы не беременность, я бы рискнула. Но с ребенком под сердцем пришлось быстро взрослеть и брать от жизни то, что она предлагает.
— Срок контракта заканчивается через месяц. — Я тру виски.
— Это много. Григорий точно пронюхает.
— Знаешь, я больше не боюсь его штрафов. — Поворачиваюсь к окну. — Питер, он такой… Один раз я уже была здесь в безвыходной ситуации. Из-за развода родителей и маминых долгов бросила учебу. Убедила Рауде дать мне шанс на сцене. А потом осталась на улице и ни с чем. Хуже не будет.
— Дай бог нам всем стойкости. — Марина подходит ко мне со спины и тепло обнимает. — А отцу нашей девочки — терпения и мудрости.
Отличное пожелание. Правильное! Только мне после него становится совсем хреново.
— Ты бы только знала, как я устала от этой стойкости… — Закрываю глаза.
Я запретила себе вспоминать тот жуткий день, когда охрана Лео выставила меня из продюсерского центра. Однако сегодня, после встречи, никакие запреты не работают.
Снова чувствую ту потерянность и боль. Вновь не могу понять, как любимый мужчина мог отдать меня чужому агенту и, не попрощавшись, будто вещь, выбросить из уютной жилой комнаты.
Тогда это вызвало шок. Я, как могла, упиралась. Пыталась вернуть чемоданы назад. Кричала, что хочу увидеть Лео. Вела себя как ненормальная. И даже планировала поехать в больницу, куда
В моей простенькой картине мира было еще много веры в чувства и в людей. А после звонка домой все незаметно начало рушиться.
— Твоя мама так и не купила билеты в Питер? — Марина словно читает мои мысли.
— Нет, я по-прежнему плохая дочь.
— Сколько можно винить тебя в чужих грехах?
— Для нее я такая же дрянь, как любовница отца. Разлучница, которая хотела увести мужчину из семьи и поплатилась за свой эгоизм, — почти слово в слово повторяю мамину отповедь в тот роковой день.
Этот удар стал последним. Я стояла на улице. В одной руке сжимала ручку чемодана, а в другой — мобильный телефон. Одна моя часть рвалась к Лео. Другая — к маме. Но оба от меня отвернулись.
«Не ожидала я от тебя такого, дочка! Вначале отец ушел к своей молодой врачихе. Бросил меня с бабушкой на произвол судьбы в долгах как в шелках. А сейчас еще и ты решила пойти по стопам той дряни!» — в ответ на мою исповедь выпалила мама.
Поначалу я пыталась оправдаться. Рассказывала, что у Лео свободный брак, что они с Ирмой давно не живут вместе, и вообще это все только бизнес. Заливаясь слезами, я строчила одно сообщение за другим. О том что люблю ее. О том, что не хотела ни в какой шоу-бизнес. О том что дико хочу домой.
Я выла и писала. Не обращая внимания на любопытные взгляды посторонних. Не отвлекаясь на разговоры и звонки. На улице. В такси. В отеле, где остановилась на сутки. Но когда мама вернула на счет отправленные ей деньги… те самые, из-за которых я оставила вуз, пришло осознание.
Все зря.
Бесполезно.
Впустую.
Красивый мыльный пузырь из любви к мужчине, заботы родных и успеха лопнул.
В моей жизни не осталось никого, за кого можно было держаться. Ни семьи. Ни близких. Ни прошлого. Ни настоящего. Только будущее.
Отплакав, я сделала тест на беременность. А потом сразу же позвонила Грише. На мое счастье он не послал меня к черту и не потребовал никакого аборта. Мы договорились лишь об одном условии — скрыть ребенка от Рауде. И уже на следующий день вместе вылетели в Москву записывать первый сольный альбом и готовиться к туру.
— Когда уже твоя мама успокоится? — Марина гладит меня по голове точь-в-точь, как обычно гладит Вику. — Пять лет прошло, а внучка даже не знает, что такое «бабушка».
— У Вики есть ты и я. А мама… Она не хочет приезжать к внучке и не желает брать деньги. Это ее решения. Ей с ними жить.
Трогаю пальцем ресницы. Слез нет. Под глазами сухо, как в пустыне.
— Ох, — спохватывается Марина. — Заканчиваем траур! Я тут кое-что забыла. Звонил твой Павел. Его самолет уже приземлился, так что Павел скоро будет здесь.