Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
— Но поцелуй не удался? — оживился Мехмед.
— Да. Мой друг рассчитывал, что я растеряюсь от неожиданности и не стану сопротивляться. Но я почувствовал гнев. Кажется, это был первый раз, когда я ударил человека кулаком. Сам от себя не ожидал этого и потому сразу побежал прочь. Почти не останавливаясь, я добрался до дома учителя, рассказал всё. Я был в отчаянии, потому что сомневался, что моё сопротивление поцелую остановит дурную молву, но учитель спас меня. Он благодаря своему жизненному опыту и своему авторитету в школе сумел повернуть дело так, чтобы я не оказался опозорен. Он объявил, что больше не желает видеть моего коварного друга
Мехмед понимающе улыбаться:
— Ты мне рассказывал. И с каждым из них Ты был близок?
— Да. Но это совсем другой опыт. Нас было шестеро, но устойчивых пар не образовывалось. Мы не говорили друг другу: «Ты принадлежишь только мне».
— А больше у Тебя в Афинах никого не было?
Учитель хотел ответить, но вдруг вспомнил о чём-то, резко приподнялся на постели. Оказывается, он смотрел в окна. Солнце поднималось всё выше, туманная заря бледнела, а горизонт всё больше прояснялся, да и облаков почти не осталось. Они ушли, открыв лазурное небо.
— А не слишком ли долго мы говорим? — спросил Учитель. — Ведь нам сегодня опять отправляться в путь.
На Мехмеда вдруг накатила волна радости. Он в очередной раз осознал, что всё не так, как прежде — теперь можно распоряжаться своей судьбой, а не покоряться обстоятельствам. «Как я счастлив!» — подумал юный султан, сел на постели вслед за Учителем и, положив Ему руку на плечо, произнёс с улыбкой:
— Нет, сегодня мы никуда не поедем.
— Разве? — Учитель удивлённо оглянулся на ученика. — Вчера я сам слышал, как ты говорил, что…
— А сегодня я передумал, — Мехмед почти засмеялся от удовольствия. — Мы останемся ещё на день. Теперь всё по-другому. Моё повеление никто не посмеет оспорить, как оспаривали прежде. Я сейчас решил, что поцелую Тебя, а затем пойду и скажу слугам, чтобы не торопились собираться… И ещё мне надо несколько минут посвятить делам — заверить моей подписью письмо, которое Заганос-паша составил и отправит в столицу. А затем я целый день посвящу Тебе. И вечер тоже будет Твой. И ночь.
Ученик одним резким движением встал на колени возле Учителя, по-прежнему сидящего, обнял за шею и, кажется, впервые посмотрел на Него сверху вниз. С такого ракурса прежде всего обращал на себя внимание красивый лоб, чуть скрытый прядками светлых волос, прямой нос, но Мехмед недолго наслаждался этим зрелищем, потому что Учитель поднял голову, чтобы посмотреть в глаза ученику:
— А то, что ты решил, не слишком безрассудно? Я знаю, что для правителя потеря власти часто сопряжена с потерей свободы и жизни. Я не
Мехмед погладил Учителя по голове:
— В столице всё спокойно. Те, кто мог бы соперничать со мной за власть, никак себя не проявляют. Значит, я вполне могу прибыть в столицу на день позже. Трон подождёт. Всё государство подождёт. Но мы не должны больше ждать. Доверься мне.
Ответ прозвучал не сразу:
— Ты хочешь, чтобы учитель доверился ученику?
— А разве это невозможно? — спросил Мехмед, только сейчас вспомнив о правиле, что в отношениях между учителем и учеником доверяться должен младший, а не старший. И опять же только сейчас Мехмед осознал, что вот уже несколько дней нарушается правило, согласно которому старший ведёт вперёд, а младший следует по указанному пути. «Кто любит меня, пусть следуют за мной», — сказал юный султан ещё в Манисе, и вот Учитель последовал, уступил. Неужели не уступит снова?
— Это возможно, — произнёс Учитель, пусть и с некоторым колебанием.
— Как же я Тебя люблю! — воскликнул ученик и поцеловал Учителя. — Как люблю! И сегодня Ты до конца откроешь свои тайны? Расскажешь о Себе то, чего я ещё не знаю, да?
— Да.
Пролив очистился от тумана. Синие волны сверкали на солнце, успевшем подняться очень высоко. Лучи били прямо в окна покоев Мехмеда, поэтому на полу появилась целая россыпь золотых пятен. Эти солнечные зайчики стали первым, на что обратил внимание юный султан, когда вернулся в спальню, заверив письмо, составленное Заганосом.
Султан также отметил, что в комнате опять сделалось тепло, потому что сюда были принесены два новых мангала, а старые исчезли. Также исчезли вчерашние лакомства на белой скатерти, остывшие и заветрившиеся, а на коврах появилась новая скатерть и новое угощение.
Мехмед и Учитель, также успевший покинуть покои и вернуться, почти не притронулись к еде. Они уселись на застеленном ложе и рассматривали листы с рисунками. Вернее рассматривал Мехмед, а Наставник лишь улыбался, наблюдая за учеником.
Как объяснил Учитель, у одного из его друзей в Афинах, у самого богатого из друзей, была превосходная коллекция древних греческих ваз, а на многих вазах присутствовали такие интересные рисунки, что Учитель решил запечатлеть это ещё и на бумаге.
Четыре с половиной года все изображения хранились в тайнике дорожного сундука, имевшего двойное дно, и только теперь Учитель решился показать, а Мехмед воскликнул:
— Ах, ну почему я не видел этого раньше!
Рисунки были совсем простыми, а фигуры изображённых там людей — плоскими, но в то же время эти фигуры выглядели очень живыми, потому что позы, да и выражения лиц казались очень естественными.
Вот некий обнажённый юноша наклонился вперёд и руками опирается о табурет. Позади юноши находится атлетически сложённый бородатый мужчина, который также обнажён. Мужчина, чуть согнувшись и положив руки юноше на плечи, совершает с ним соитие. Самым занятным в этом рисунке оказалось выражение лица мужчины, который, судя по всему, сосредоточенно смотрел на собственное мужское достоинство — на то, как оно входит и выходит.