Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
Мехмед улыбнулся, а Учитель пояснил:
— Наверное, здесь изображён знаменитый Геракл, а юноша — его ученик Иолай. Геракл обучал его воинскому делу. Судя по всему, художник не очень одобрял такого рода обучение, поэтому сделал рисунок забавным. Мне нравится то, что получилось, хоть я бы поспорил с художником.
На новом рисунке Мехмед увидел другого обнажённого юношу, который лежал на ложе. Держась руками за края ложа, юноша закинул ноги на плечи некоему пожилому мужчине, готовому навалиться
— Надо же! — снова улыбнулся Мехмед. — Это Сократ с кем-то из своих учеников?
— Похоже, что да, — отозвался Учитель. — Обычно Сократа изображают именно с такой лысиной.
Юный султан снова посмотрел на рисунок, но теперь обратил внимание, что Сократ и ученик смотрят друг на друга широко раскрытыми глазами. Когда человек хочет шутливо изобразить восхищение, то делает такой взгляд, но двое нарисованных влюблённых были искренни, поэтому сценка казалась забавной, но в то же время трогательной.
— Учитель, — вздохнув, сказал юный султан, — я бы купил у Твоего друга всю коллекцию этих ваз. Но ведь он не продаст её ни за какие деньги? Да?
— Да, мой мальчик, — ответил Наставник. — Знал бы ты, как он дорожит ею! Даже прикасаться не разрешает, а только смотреть. Я еле уговорил своего друга позволить мне сделать зарисовки, а когда я их делал, подле меня неотлучно сидел один из его слуг и следил за мной так же внимательно, как сторожевой пёс.
Мехмед слушал, но думал уже про другое:
— Ах, зачем я сегодня на рассвете так наелся! Я бы попробовал все позы, которые мы сейчас видели! — он соскочил с постели и в нерешительности остановился. — Может, мне пойти и попросить у лекаря средство, чтобы ускорить пищеварение?
— Нет, не мучай своё тело, — строго ответил Учитель. — Я говорил тебе и повторяю, что естественность — основа всего.
— Но что же тогда нам делать? Ждать почти весь день? Учитель, это очень долго! — Мехмед не мог успокоиться. Он, несмотря на возражения, всё равно хотел идти за снадобьем или, по крайней мере, спросить лекаря, что тот порекомендует, но это не понадобилось. Учитель вытащил из вороха рисунков один лист и протянул ученику.
Там были изображены двое юношей, которые, находясь лицом к лицу, обнимались и крепко прижимались друг к другу бёдрами. У одного из юношей на спине виднелись огромные оперённые крылья и, судя по положению ног, эта пара влюблённых не стояла на земле, а летела.
— Мы можем попробовать так, но лёжа, — сказал Учитель и, оставив лист в руках Мехмеда, задумчиво разглядывавшего изображение, начал собирать с постели другие рисунки, аккуратно складывать их в стопку.
Ученик, наконец, очнулся от задумчивости, сообразил, что нужно помочь, и принялся тоже собирать листы, но рисунок
Вот Учитель, собрав всё, встал с ложа и пошёл к ближайшему столику, желая оставить рисунки там, а Мехмед вдруг бросился следом, обогнал Наставника и заслонил ему дорогу, встав лицом к лицу.
Юный султан, улыбнувшись, обнял Учителя так, как крылатый юноша обнимал своего избранника, а затем на несколько мгновений приподнял над полом:
— Ты почувствовал полёт?
— Опять проказишь? — это было произнесено без укоризны, а затем Учитель шутливо ударил ученика по плечу пачкой рисунков. — Да, полёт я почувствовал, но не надорви поясницу. Она тебе понадобится.
Наставник добрался, наконец, до столика и теперь неспешно возвращался к постели, а Мехмед всё кружил подле, не находя себе места:
— Я чувствую такую лёгкость! Будто окрылён! Мне кажется, что если я не дам выход этому чувству, то воспарю под облака.
Наставник вдруг сам поймал его в объятия:
— Ах, мой мальчик, как я завидую тебе! Когда-то много лет назад я сам мог парить, но теперь мне это недоступно. Я стал рассудителен.
Мехмед не вполне верил в эти слова, потому что Учитель проявлял слишком много чувств, и это мешало Ему выглядеть рассудительным в глазах ученика. Этот Человек, казалось, стремился наверстать годы, проведённые в воздержании, а может, хотел насладиться счастьем, пока оно не закончилось. Впрочем, Мехмед тут же отмёл второе предположение. «Что теперь может разлучить меня с Учителем? — думал он. — Ничто нас не разлучит!»
Солнце, по-прежнему не дававшее облакам сгуститься, казалось хорошим предзнаменованием. Серая мгла отступила. Впереди — безоблачное счастье!
Меж тем наступил день, а золотые пятна от лучей, проникавших в комнату, теперь благодаря изменению положения светила, оказались не на полу, а на ложе. Свет бил в глаза, не давая заснуть после продолжительных и утомительных утех, но это казалось к лучшему.
Мехмед повернулся на бок и принялся перебирать спутанные учительские кудри. Учитель, лёжа на спине, смежил веки, а солнечные зайчики прятались в Его волосах, разметавшихся по подушке, и делали цвет прядей почти золотым.
— Ты так и не ответил, — задумчиво произнёс юный султан, — был ли у Тебя кто-то в Афинах помимо друзей. Ты сказал, что лишь одиннадцать мужчин и юношей в разное время делили с тобой ложе. В Константинополисе я насчитал четверых. В Афинах было пять. Итого девять. Кто десятый?
Учитель вздохнул:
— Десятым стал один из моих афинских учеников. В то время он был чуть постарше тебя нынешнего. Его отец — высокопоставленный человек, который, наверное, и сейчас имеет влияние в городе.