Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
Андреас повиновался, уселся, куда посадили, а затем почувствовал, что и сам подобно хозяину дворца готов смеяться пьяным смехом, хоть и не пьян. Как же мало нужно, чтобы счастье опьянило!
Мехмед, чьи движения были по-прежнему порывисты, уже успел снять тюрбан и откинуть куда-то в сторону. Теперь этот юноша уселся справа от своего единственного гостя и крепко обнял, положил голову ему на плечо:
— Ах, учитель! Как же хорошо! Как хорошо! Вот я сижу сейчас и обнимаю тебя, а ты не отталкиваешь и не спрашиваешь, как мне не стыдно. Я сижу
Андреас притянул Мехмеда плотнее к себе. Учитель и ученик сами не заметили, как развернулись друг к другу, и так же сам собой случился долгий поцелуй. Грек по-прежнему чувствовал, будто пьян, хоть и не пил ни капли вина, а когда поцелуй, наконец, прервался, оказалось, что Мехмед уже успел взять с ближайшего блюда маленький треугольный пирожок — первое, что попалось под руку. Аккуратно вложив эту еду в рот своему гостю, юный хозяин дворца сказал:
— Ешь, учитель. Тебе нужны силы. Угощайся. Это всё для тебя.
Андреас принялся за еду, а Мехмед, видя, к которому блюду тот тянется пальцами, сам с опережением хватал пищу и кормил ею дорогого гостя, каждую минуту целуя его в угол рта. Мехмеду это казалось забавно, он смеялся, поэтому Андреас невольно стал смеяться тоже, а в итоге подавился со смеху, но и тогда весёлость не пропала.
— Выпей вина, учитель, — участливо предложил юный султан, но гость отказался:
— Нет-нет. Лучше — воды или чаю.
Не успел он до конца прокашляться, а Мехмед подал ему пиалу с чаем:
— Учитель, почему ты совсем не хочешь пить вино?
— Потому что мне скоро предстоит урок, — уже серьёзно ответил Андреас. — И тебе, мой мальчик, тоже предстоит урок. Ты получишь знание, а если будешь пьян, знание не усвоится, как нужно. Я научу твоё тело раскрываться и доверяться. Ты сможешь приказывать своему телу раскрыться, и оно станет тебя слушаться. А если ты будешь пьян, то сможешь повторить усвоенное действие, только если снова будешь пьян. Разве это хорошо?
Мехмед всё ещё оставался немного пьяным, поэтому серьёзность сказанного почувствовал не вполне:
— Учитель, я согласен. Пусть это будет урок, — лукаво улыбаясь, произнёс он. — Научи меня новой премудрости. Научи.
Оставив наполненную пиалу в руках Андреаса, юный султан вдруг встал и направился куда-то в угол комнаты, чтобы вынуть из стенного шкафа маленькую круглую коробочку — настолько маленькую, что она легко умещалась в ладони.
Правда, как только Мехмед вернулся и уселся на прежнее место, стало видно, что коробочка является баночкой, ведь крышка была сделана так, что плотно закупоривала саму ёмкость.
— Смотри, учитель, — сказал Мехмед, не без труда отковырнув крышку и показывая Андреасу, что под ней. — Это ведь нам понадобится?
Баночку почти до краёв
— И запах хороший, — тон юного султана сделался нарочито небрежным. — Не воняет, как бараний жир. Лекарь сказал, что эта мазь смажет не хуже.
Учителю стало как-то не по себе, но не от упоминания бараньего жира, а от осознания, что ученик обсуждал подобные дела с посторонним человеком. Андреас отставил пиалу, из которой успел сделать несколько глотков, и спросил:
— Это дал тебе лекарь? Ты сказал ему, для чего просишь такое средство?
— Учитель, я не стыжусь тебя, — спокойно ответил Мехмед. — И тем более не стыжусь говорить о тебе с лекарем. Ведь нам с тобой нужно то, что он дал?
— Да, не исключено, что понадобится, — ответил Андреас, — но давай сперва попробуем обойтись без мази. И если уж мы заговорили о таких приземлённых вещах, то я хочу предупредить тебя…
— О чём, учитель?
— Возможно, тебя смутит то, как выглядит одна из частей моего тела. Ведь я христианин, а христиане в отличие от людей твоей веры не делают обрезание и не бреют пах…
— Учитель, мне давно известно то, о чём ты говоришь, — всё так же спокойно проговорил Мехмед, а затем мечтательно запрокинул голову и улыбнулся: — Ах, учитель, знал бы ты, сколько ночей я провёл, размышляя об этом различии между нами! Я столько раз представлял, как наяву увижу всё!
— А если действительность окажется не такой, как ты представлял? Тебе может не понравиться.
Мехмед закрыл баночку, отложил в сторону, а затем снова приник к плечу Андреаса, как в самом начале вечера, и всё так же мечтательно проговорил:
— Учитель, ты самый красивый человек из всех, кого я когда-либо встречал. Что мне может в тебе не понравиться!
Мехмед не уставал в мыслях ругать себя за то, что нечаянно напился. Сам отсрочил своё же счастье. Как глупо получилось. Как глупо! Предусмотрел всё, но под конец совершил ошибку. А ведь знал, что пить натощак не следует. Знал и поступил наоборот. Сказалась привычка поступать по-своему и не слушать советов. А теперь он прислушивался к себе и с досадой сознавал, что уже не может отличить опьянение от вина и опьянение от любви. Как понять, что протрезвел? Как понять, если радость переполняет? Оставалось лишь надеяться на милость Учителя, чтобы Он поскорее признал своего ученика трезвым, но Учитель не хотел торопиться, а Мехмед всячески стремился приблизить долгожданную минуту и придумывал разные хитрости.
«С каждым новым поцелуем приближается начало урока», — говорил себе юный султан и приближал этот урок, как мог.
А ещё начал постепенно избавляться от одежды под предлогом, что в комнате жарко. Глупый предлог! Сколько влюблённых пользовались этой бесхитростной уловкой! И всё же Учитель не стал препятствовать. Лишь сказал:
— Если тебе жарко, значит, ты ещё не протрезвел.
— Да, наверное, — отозвался Мехмед, виновато улыбнулся и всё же продолжал своё.