Любить нельзя ненавидеть

Анет_28

Робин усмехается и, наклонившись вперед, бросает ей вызов:

— Неужели Злая Королева боится обычного Вора?

— Это Вору следует бояться немилости Королевы, — повторяет его движение, оставляя меж лицами меньше дюжины сантиметров.

Он смотрит на подведенные бордовой помадой губы, стараясь унять желание целовать их до потери этого кроваво-винного цвета, до потери контроля, который и так не вечен при ее присутствии. И она, зная это, умело манипулирует лучником, который лишь с виду остается невозмутим к ее скрытому соблазнению.

Чуть закусывает губу и негромко произносит:

— На моей стороне мягче.

Чем отличительны были

балы у короля Мидаса так это тем, что на них невозможно было остаться без внимания самого хозяина. Особенно если вы имеете вес в этом чопорном обществе. Дамы в бальных платьях с бесчисленным количеством дорогих украшений, которые еще сильнее тянули их к вычищенному полу. Мужчины в изысканных костюмах, уже заметно захмелевшие и немного разбалованные женским вниманием. Всех, как по списку, король обходил лично, заводя не обременяющие раздумьем беседы на пару минут или чуть больше, особенно с прелестными молодыми особами. Присутствие юных дев было обязательно на подобном вечере. Где, как не на балах, попасть на которые было не всегда реально даже тем, у кого в имении было несколько гектаров леса или сотня породистых коней, молодая инфанта смогла бы найти себе подходящую пассию, даже если возраст этой самой пассии превосходил ее собственный раза в три. Но юных дев это не пугало, даже прельщало, ведь, чем старше муж, тем раньше его имущество перейдет в белоснежные ручки молодой вдовы.

Однако, девушки вились не только около богатых и седых, были в зале те самые мужчины, что представляли весьма лакомый кусочек для этих обольстительниц, даже если этот кусочек принадлежал Королеве. Хотя, откуда им знать, что за симпатичным и серьезным охранником, скрывавшимся в углу зала, следит женщина с карими глазами.

Реджина видела, как лучник топчется на месте, время от времени переходя от одного стола с закусками к другому. Как ворует маленькие тарталетки или кусочек нарезанных фруктов со стола. Старые привычки не пропадают. Даже если ты давно не вор.

Даже если стараешься быть лучше для женщины в прекрасном черном платье и с манящим телом, что скрывает сие одеяние. И среди прочих она казалась чужой. Более возвышенной, нетленной, благодаря холодному блеску одежды и идеальной осанке, подчеркивающей изысканный прогиб талии и длинную шею. Разбойнику не было дела до снующих рядом красавиц, чья невинность и глупость могли заинтересовать разве что идиота. Он искоса наблюдал за той, один вид которой сообщал окружающим такое восхищение, что невозможно было представить, что кто-то из мужчин соизволит предпочесть эту трепетную утонченность наигранной веселости и симпатичному личику, что лишь под воздействием косметики имело очарование. Рассуждая об этом, лучник лишь в очередной раз убеждался, что до безумия влюблен в эту женщину. В каждое ее настроение и игру жестов, в каждую колкость и дерзость. В нее всю, целиком.

До безумия ревнует ее, хоть тщательно это скрывает. Сложно наблюдать за тем, как незнакомец без стеснения приглашает ее на танец, берет под руку, выводя в центр зала, затем кладет ладонь на талию, совершая первые шаги в такт музыки. Робин был готов поспорить, что его рука не случайно скользила по спине, ведь именно в эти моменты улыбка мужчины становилась шире, а глаза горели ярче. Будь у разбойника с собой лук, он непременно пустил бы стрелу в его довольную физиономию. Глубоко вздохнув, Робин попытался взять себя в руки. Оно и понятно. Кто он такой, чтобы приглашать Королеву на танец? Разве ему позволено находиться здесь в ее свите? Даже это уже было излишком щедрости. Но, будь у него шанс, лучник непременно повел бы ее за руку по залу, сообщая каждому встречному, что это его женщина, что только он может красть ее поцелуи и быть

причиной многочисленных улыбок, что лишь с ним она делит постель каждую ночь. Желание рассказать об этом усиливалось от невозможности сделать это, оттого он и злился. Злился и на этого молодого юношу, не иначе как самых голубых кровей, даже не в этом дело. Ведь Робин из Локсли сам был рожден не бродягой. Если бы они это знали. Дело в имуществе, количестве слуг, что живут под крышей большого поместья или даже дворца, количестве знакомств и приглашений на важные мероприятия. В этом лучник уступал каждому мужчине в зале. Как хорошо, что она даже не догадывается о его метаниях. Потому с легкой улыбкой возвращается к нему, приняв поклон головы за учтивость.

— Ты не сводил с меня глаз, — тихо говорит она, радуясь такому вниманию.

— Не с тебя. С его руки, что-то и дело намеривалась спуститься ниже. К его счастью, он не совершил этой глупости.

— Ревнуешь, — сдерживает улыбку и желание взять его за руку.

— Тебя? Всегда, — говорит Робин, резко разворачиваясь к ней. — Ты спрашивала, что я хочу на Рождество. Я решил.

— Что же?

— Хочу танец с тобой. На том ужине с твоим отцом. Пусть хоть он увидит, что ты принадлежишь мне.

— Ты злишься, — спустя секунды молчания произносит она, немного разочарованная этим наблюдением.

— От невозможности быть достойным тебя.

— Замолчи…

— Ваше Величество.

Теперь уже Реджине захотелось пусти стрелу, только не в того паренька, а в Георга, что слишком не вовремя возник рядом.

— Хотел лично поздравить Вас и обсудить некие детали предстоящей встречи… — говорил он, попутно выводя ее из угла к центру зала, ближе к музыке и дальше от лучника, который с опущенной головой не мог проводить ее взглядом. Да, лук сейчас точно не был бы лишним.

Королева, больше не отягощенная вниманием Георга, стояла одна, обдумывая слова Робина, бросая редкие взгляды на танцующие пары. Кто-то уже был изрядно пьян, оттого постоянно наступал на ноги своим партнерам, а кто-то только начинал поглощать алкоголь. Все это выглядело жеманно: наигранное веселье, наигранная атмосфера праздника. То, к чему она давно привыкла, но, как и прежде, ненавидела. Лишь высокая изумрудно-зеленая ель да рождественские украшения напоминали присутствующим о торжестве, что вскользь упоминалось в тостах. Но просто пьянкой это трудно было назвать. Несмотря на то, что Мидас делал все, чтобы его гости не скучали, он все же старался избегать порчи дорогих не только кошельку, но и сердцу, вещей. Возможно, это и была причина его ярой общительности.

— Ваше Величество, могу я узнать причину Вашей прелестной улыбки?

Учтив, как всегда, хитер и, безусловно, очарователен. Подает ей новый бокал, приподнимает свой, в знак почтения, и опустошает наполовину.

— Должна быть причина? — вскинув бровь, обводит зал взглядом и делает глоток.

— Красивые женщины улыбаются лишь в трех случаях: когда им делают комплименты, когда видят свое отражение и когда влюблены. Что из этого подходит Вам, Ваше Величество?

Она прыснула от смеха, но, сдержавшись, сделала еще один глоток, прежде чем продолжить.

— Тот, кто внушил Вам это, абсолютно ничего не смыслит в женщинах.

— Вам виднее. Ведь это говорил Ваш муж.

— Тогда я абсолютно права.

— Тогда как, — продолжил он, неожиданно став абсолютно серьезным, — человек, не умеющий обольщать женщину, смог заполучить такую как Вы?

— При всем моем уважении, это Вас не касается, — отрезала она, оставив бокал на подносе пробегавшей мимо прислуги.

— Вы ненавидели его? Презирали? — нестяжательным тоном продолжал король.