Любовь без обмана
Шрифт:
Минне вдруг стало трудно дышать.
– Если вы действительно хотели это узнать, могли бы сделать это давно.
– Это было выше моих сил, – спокойно ответил Фин. – Не тогда. Не тогда, когда я ничем не мог вам помочь.
Она крепче сжала пустой бокал. Он говорил так, будто исповедовался. Но она не даст ему отпущения грехов. Он ничего не знает о собственных грехах. Фин постарался не узнать о них, и причина, по которой он этого избегал, ее не интересует – у нее на этот счет есть свое мнение.
– А теперь все это в прошлом. – И нет смысла об этом говорить.
– А я думаю,
– Зачем? – Теперь Минна разозлилась. – Так вы сможете успокоить свою совесть, демонстрируя свое участие? Слишком поздно. Так вы можете выразить свою симпатию?
Он пристально смотрел на нее.
– Или свои сожаления.
– Мне не нужны ваши сожаления. Я сделала все, что считала нужным для себя и для моей матери. Остальное вас не касается.
– Значит, все утряслось в конце концов?
Минна отодвинула бокал, он звякнул о комод. Она выдержала взгляд Фина.
– Да, пока он не сбежал. Спросите меня завтра в Провиденсе, и я надеюсь, что мой ответ не изменится.
Фин поднялся и, прежде чем уйти, бросил сюртук на кровать. Минна удивилась самой себе, когда отшатнулась, испугавшись – испугавшись! – что он идет к ней. Как будто он мог сделать ей что-нибудь, чтобы заставить ее заговорить о том времени. Она не скажет ни слова, даже если он будет ее душить, но когда он прошел мимо, Минна ощутила неловкость. Она уловила слабый запах лавровишни и, возможно, пота. Когда она целовала его, ее тело узнало его запах: оно быстро привыкло к его вкусу. Оно подбивало ее встать и уткнуться носом в его шею, чтобы полнее ощутить его запах. Она прикусила костяшки пальцев и нагнулась вперед, следя за его движением.
Он стоял возле умывальника, закатывая рукава. Руки у него крепкие, мускулистые, поросшие темными волосами; она вспомнила, как восхищалась их движениями, когда он пытался освободиться, будучи привязан к кровати. Тогда он был в ее власти. Ему это совсем не нравилось.
Возможно, ему было бы приятнее, будь она в его власти. То, что он рассказал ей свои секреты, не дает ему права узнать ее секреты. «Я соблазню его», – подумала Минна. Это убеждение было следствием непонятной злости. Если он каким-то образом начинает порабощать ее чувства, она разрушит это, дав им волю. Он дрожал под ее руками, когда она смеялась над ним, не все преимущества на его стороне.
Он взял кувшин и плеснул в миску воды. Затем потянулся за висевшим на крючке полотенцем, рубашка натянулась на спине, тонкое полотно подчеркнуло его узкую талию. Он макнул полотенце в воду, потом принялся отжимать и аккуратно складывать ткань. Какой же он суетливый! Наверняка у него есть особая система натягивать носки.
– Я не собирался огорчать вас, – спокойно произнес он.
Она смотрела не отрываясь на его спину, такую потрясающе широкую и бесстрастную. «Чудовище, – подумала она. – Обернись и посмотри на меня». – Не прикидывайтесь, будто вас это волнует, – выпалила Минна. Эти слова испугали ее, она закрыла рот рукой, но было уже поздно. Покраснев, она прибавила: – Еще неделя, и вы никогда меня больше не увидите.
Он не стал отрицать.
– А до тех пор нам придется действовать вместе.
Она смотрела, как он поднимает руку, тщательно протирая свои широкие запястья
– Мы уже работаем вместе, – сказала она. – Я помогла вам в поезде.
Полотенце упало, разлетелись брызги. Он обернулся, одной рукой опираясь на мраморный умывальник, на его красивом лице отразилась печаль.
– И это тогда, когда я понял, что нам потребуется доверие друг к другу в ближайшие дни. – Он провел рукой по волосам, и у нее мелькнула мысль, почему человек, настолько помешанный на порядке, отрастил такие пышные волосы. – Тогда позвольте мне сделать первый шаг. Я верю, что вы, возможно, правы: возможно, Ридленд – предатель. – Он странно улыбнулся, слишком весело для своего заявления. – В таком случае мы не только спасаем жизнь вашей матери, мисс Мастерс. Мы спасаем и свою жизнь.
Они выпили чаю в гостиной внизу, за маленьким столиком у арочного окна, где листья дуба бились в стекло. Когда официантка убирала посуду, во дворе послышался шум. Толпа детей пробежала по дороге, гремя цимбалами. Потом величественно прошествовал молодой человек в будничном костюме и в шляпе с высокой тульей и девушка в чудовищно разукрашенном белом платье, с венком из флердоранжа на распущенных каштановых волосах.
– А вот и карета, – сухо сказал Эшмор. Она приближалась черепашьим шагом. Четыре сорванца сидели на ней сверху, а из окон экипажа высовывались многочисленные руки, бросавшие рис в сторону новобрачных.
Дочка владельца постоялого двора подбежала к ближайшему окну, смеясь при виде этой картины. Минне и Эшмору она сказала:
– Мы закрываемся, чтобы поучаствовать в торжестве на природе. Идемте, я найду вам Джона Марша.
– Мы передумали, – сказал Эшмор. – Мы переночуем здесь.
– Но мы пойдем с вами, – прибавила Минна, поднимаясь. Бровь Эшмора поднялась, и она состроила гримасу. – Мне любопытно. Моя мать выросла в сельской местности. Иногда она об этом рассказывала – деревенская площадь, майское дерево весной. Кроме того, вспомните, что я говорила о нетерпении.
Он пожал плечами и встал, на удивление послушно. Минна решила наградить его за это, взяв за руку. Теперь обе его брови удивленно поднялись, но он ничего не сказал, позволяя ей вести себя к двери.
Процессия следовала по дороге, которая перешла в широкую улицу, по обеим сторонам которой росли липы. Слева и справа стояли коттеджи с аккуратными соломенными крышами, над стенами между ними виднелись яркие мальвы и желтофиоли. Деревенская площадь располагалась возле каменного моста, аркой перекинутого через маленькую речку; на ней уже собиралась толпа. – Они уселись на одном из снопов сена, разложенных по периметру. Напитки раздавали со стола, стоящего на краю площади. Минна заметила, что дочка владельца постоялого двора смотрит на них; девушка схватила какого-то мужчину за локоть и кивнула в их направлении. Он принес им две кружки, одобрительно оглядел Минну.