Любовь без обмана
Шрифт:
Он пожал своим мускулистым плечом:
– Я могу выражаться еще грязнее.
– Нечего этим гордиться.
Он улыбнулся:
– Не прикидывайся, будто тебе это не нравится. – Он сорвал с нее одеяло. – Расставь ноги, Минна.
– Зачем? Ты уже кончил.
– А ты – нет.
Ага. Теперь он хочет произвести на нее впечатление. Она лежала не двигаясь, когда он раздвигал ее ноги. Его намерения были ясны.
– Чтобы быть еще грязнее, – задумчиво произнес он, – могу дать несколько названий этой твоей сладкой маленькой щелочке. Ты какое предпочитаешь?
– Никакое, –
Он поднял бровь:
– Если мне нужно говорить об этом? – Он встретился с ней взглядом. – А почему бы и не поговорить? Ты умная, увлекающаяся. Меньше похожа на варенье, чем на фуагра или икру, без сомнения, и мне, – он скривил губы, – это по вкусу. Нам ни к чему ходить вокруг да около. Потрогай себя.
Его намерение ясно. Минна судорожно сглотнула, когда поняла, что он не собирается задвигать портьеры. – Я не подчиняюсь твоим приказам, – ответила Минна.
– Я это заметил. Ты боишься уступить хоть на дюйм, поэтому я и сижу тут, не распускаю руки, несмотря на все это изобилие, лежащее передо мной. Действуй сама, Минна. – Он помолчал. – Если только… если только ты не знаешь, что тебе не обязательно иметь мужчину, чтобы получить удовольствие.
Она почувствовала себя пригвожденной его твердым горячим взглядом. И хотя его голос, казалось, излучал чары, которые заставляли ее не отводить от него взгляда, рука ее не пошевелилась. Коснуться себя в его присутствии – это больше чем бесстыдство.
Впрочем, чувство стыда ей чуждо. Минна положила ладонь на свое тело, ощутила его жар и влажность, вызванную их соитием. Она сделала это вызывающе, задрав подбородок, он смотрел, как она это делает. Это было ужасно. Минна не чувствовала бы себя более обнаженной, даже если бы он снимал с нее кожу, слой за слоем, как итальянцы очищают за завтраком фрукты, аккуратно, с помощью ножа и вилки.
Фин протянул руку, и его пальцы легли поверх ее руки, теплые и твердые, от чего она испытала шок. Он подвигал ее рукой, пока ее средний палец не коснулся самой интимной части ее тела. Ее тихий стон привлек его внимание.
– Да, – сказал он, – а теперь толкай.
Он шокировал ее. Было пикантное удовольствие в том, чтобы ошеломить женщину, твердо решившую оставаться неподвижной, а потом он будет наслаждаться выражением ее лица, пылающими щеками и сладким взглядом на ее язык между приоткрытыми губами. Но сейчас все его чувства сосредоточены на другом, он не может позволить себе созерцание неважных побед. А важно вот что: неосознанное обещание ее тела, ее упрямый отказ получить удовольствие и его растущая уверенность в том, что еще одна часть ее маски висит на волоске, готовая упасть, стоит ему подтолкнуть ее.
Он взял ее руку за запястье и направил ее пальцы. Ощущение ее жара и влажности подняло бурю в его груди. Он подавил вздох, вместо этого сосредоточившись на ее приглушенном дыхании. Она пытается скрыть свои собственные звуки. Он направил ее пальцы по клитору, почувствовав удовлетворение, когда ее бедра слабо вздрогнули.
Но вдруг она побледнела и прикусила нижнюю
Плечи у нее опустились. Может, от облегчения, но ее поза выражала разочарование. Он не стал льстить себе этой мыслью. Она женщина страстная, и ее тело, возбужденное, все еще трепетало от возбуждения. Себе она может говорить, что потребность чисто физическая, не имеющая внутренней связи с ним. Может, это даже правда. Но ненадолго. Удовлетворить ее потребность – он намерен сделать для этого все.
– Значит, мы закончили, – прошептала она.
– Почти, – ласково произнес он и взял ее за плечи, его большой палец легко нажал на ключицу, а остальные пальцы твердо нажимали на спину. Он опустил ее – она уже не сопротивлялась – на подушки. Минна посмотрела на него, но поскольку он не шелохнулся, закрыла глаза и вздохнула.
Он был благодарен ей за это. Потому что наслаждаться ею полностью – созерцать розовеющую сливочную кожу, украшенную только розовыми сосками и легким платиновым облаком между ног, – было все равно что стукнуться о стену: у него все снова и снова перехватывало дыхание. Такие перспективы, огромные водопады и яркие восходы и совершенство женщины, нежное и сладостное, требуют смирения от наблюдателя, чувства собственной ничтожности по сравнению с огромным количеством чудес, которые открывает мир.
Но он не смирился. И тут есть разница. Она – чудо, да, но не для всего мира. Она – его чудо, и его намерения рассчитаны точно, также тщательно подсчитаны, как тригонометрическое уравнение. Он наклонился и одним быстрым движением – сейчас он не позволит ей раздумывать – раздвинул ей ноги и прижался языком к ее интимному местечку.
У Минны перехватило дыхание. Он смутно заметил это, но, чувствуя ее вкус на губах, не придал этому особого значения. Он лизнул ее еще и еще, ее бедра дернулись, и она попыталась уклониться, но он удержал ее и заставил лежать спокойно, нацеливаясь на одно место, – это должно заставить ее решиться. Раньше он, не смущаясь, назвал бы это место «киска», и другие, более грубые синонимы пришли бы ему на ум, но сейчас у него для этого места нашлись только ласковые выражения: горшочек меда, нектар, пир, небеса, сердце, рай. Хотя сейчас она и не стала бы насмехаться над ним, произнеси он эти слова, но делать этого он не будет, иначе ему придется прервать свое занятие.
Ее плоть трепетала, но Минна не сопротивлялась ему. Крепко вцепившись в копну его волос, она притягивала его голову к себе. Ему было немного больно, но он не возражал против этого, даже поощрял ее, нежно куснув за внутреннюю сторону ее бедра. Большим пальцем он потрогал ее клитор, затем проник языком туда, куда раньше проникал его член. Минна застонала, выкрикнула его имя, умоляя, тогда он ввел в нее пальцы, заполняя ее, а ее нежные бедра сжали его щеки.
Он продолжал целовать ее, теперь более нежно, от клитора к внутренней поверхности бедра, вверх по животу к пупку, который сжался и задрожал под его языком.