Любовь и бесчестье
Шрифт:
Лицо экономки разгладилось, она улыбнулась.
— Это зеркало Скрайеров, — сказала она. — Вы знаете о зеркале Скрайеров [3] ?
С минуту экономка внимательно вглядывалась в лицо Вероники.
— Это подарок новобрачной, ваша милость?
Лгать было неправильно.
Вероника улыбнулась:
— Вы знаете, где оно?
Это было не вполне ложью, но и не совсем правдой.
— Знаю, — ответила миссис Гардинер. — Принести его вам, ваша милость?
3
— Вы очень добры ко мне, миссис Гардинер, — сказала Вероника вполне искренне. — Право, мне несложно это сделать самой, если вы скажете, где оно.
Мгновение экономка внимательно смотрела на нее, и этот взгляд напоминал тот же, что был устремлен на нее две ночи назад. Миссис Гардинер серьезно относилась к своим обязанностям и, по-видимому, всерьез принимала свою верность хозяевам.
Однако теперь Вероника не была просто девушкой, за которой следовало присматривать. Теперь она стала леди Фэрфакс.
— Оно в библиотеке лорда Фэрфакса, — сказала домоправительница. — В шкафу. Третья дверца. Я сама положила его туда.
Прежде чем покинуть миссис Гардинер, Вероника крепко сжала руки, сложенные перед грудью, и спросила:
— Вы что-нибудь видели в этом зеркале, миссис Гардинер?
Экономка встретила ее взгляд:
— Я верующая женщина, ваша милость. Кое-кто считает, что волшебство — это территория дьявола.
Вероника не стала комментировать ее речь, только поблагодарила пожилую даму и направилась вниз по парадной лестнице из красного дерева.
Когда Вероника достигла прекрасно отполированного деревянного пола на этом этаже, мягкий свет масляной лампы на столе возле парадной двери освещал ее дальнейший путь.
Эта лампа образовывала лужицу света вокруг стола в холле, но его было недостаточно, чтобы осветить всю библиотеку. Углы ее тонули в тени, тень окутывала письменный стол и стулья.
Вероника вошла и зажгла лампу в углу на письменном столе. Фитиль подхватил пламя, и свет распространился за пределами круглого стеклянного абажура. Мгновение она наблюдала за ним, чтобы убедиться, что пламя не погаснет, потом огляделась, потому что прежде у нее не было такой возможности.
Она повернулась лицом к письменному столу Монтгомери. Посередине возвышалось его тяжелое пресс-папье с промокательной бумагой, чуть правее находилась подставка для перьев. На дюйм позади пресс-папье помещалась хрустальная чернильница. В левом углу стола возле колокольчика стояла шкатулка, по виду похожая на японскую.
Чем занимался Монтгомери, сидя за этим столом? Писал письма домой?
Упомянет ли он ее в своем следующем письме? Или будет скрывать их скороспелый брак от тех, кого любит?
Но на время Вероника попыталась отогнать мысли о муже ради другой, более неотложной цели — поисков зеркала.
Возле дальней стены находился ряд полок, заполненных книгами в кожаных переплетах, а
Миссис Гардинер сказала, что положила зеркало в третье его отделение. Свет от лампы не достигал этого угла. Поэтому ей пришлось наклониться, чтобы заглянуть внутрь, но она ничего не разглядела там. Вероника опустилась на колени и вытянула руку, чтобы дотронуться до задней стенки серванта. Ее пальцы нащупали ткань, и она вытянула находящийся в ней предмет. Сидя на корточках, она открыла тяжелый мешок и вынула зеркало.
Положила его стеклом вниз и принялась осторожно поглаживать кончиками пальцев прохладную золотую оправу. Пальцы ее измеряли на ощупь каждый из алмазов оправы.
Медленно Вероника подняла зеркало, прижимая стекло к груди, и, опустив голову, произнесла краткую молитву:
— Пожалуйста, дай мне что-нибудь увидеть. Что-нибудь обнадеживающее.
Вероника посмотрела в зеркало. Стекло его было коричневым, покрытым пятнами от старости. Ничего не случилось, и ее охватило разочарование. Она уже почти опустила зеркало, когда стекло вдруг посветлело. Дрожащими руками Вероника ухватилась за его ручку и подняла зеркало так, чтобы видеть в нем свое отражение.
Она увидела себя окруженной людьми, но их лица были слишком расплывчатыми, чтобы узнать, кто они. Свое же лицо, радостное и оживленное, Вероника видела достаточно ясно. Отражение было настолько отчетливым, что она почти ощущала радость, бурлившую в груди отражавшейся в зеркале девушки.
— Новый пример ваших интеллектуальных изысканий? — послышался голос за спиной.
Испуганная, застигнутая врасплох, Вероника прижала зеркало к груди и посмотрела через плечо на Монтгомери. Он стоял в двери, опираясь о косяк и сложив руки на груди. Волосы его растрепались так, будто с ними поиграл ветер. На плечах поблескивали капли дождя, и одежда казалась влажной.
Он посмотрел на зажженную ею лампу.
— По крайней мере, вы не пытались скрыть свои действия, Вероника. Возможно, это делает вам честь. Но никак не кража.
— Я не собиралась его красть, — сказала Вероника. — Я просто хотела посмотреть.
Она снова опустила зеркало в мешок на шнурке и положила на место в сервант. Потом поднялась с колен. Его взгляд опустился на ее распахнувшееся неглиже, из-под которого виднелся шелк ночной рубашки.
— Вы и прежде видели меня обнаженной, — сказала она.
— Когда я видел вас обнаженной в прошлый раз, вы представляли собой жалкое зрелище. Сейчас другое дело.
Вероника сжала губы, но тотчас же заставила себя расслабиться.
Однако сердце ее забилось так быстро, что она почувствовала, как задыхается. Вероника уставилась на ковер, раздосадованная собственной трусостью, и все же заставила себя поднять глаза на него.
— Вы выходили из дома?
— Почувствовал потребность глотнуть свежего воздуха, — ответил он.
Это объяснение было так похоже на то, что она придумала несколько ночей назад, что Вероника улыбнулась.