Любовь и бесчестье

Рэнни Карен

Вероника сидела на ступеньках лестницы.

Не требовалось быть ясновидящим, чтобы понять, что она раздосадована.

— Вижу, что вы ждете меня, — сказал Монтгомери.

Вероника не ответила, только встала, спустилась вниз по ступенькам, продолжая пристально смотреть на него. Но вместо того чтобы подойти к нему, она направилась в гостиную, не оглянувшись, чтобы удостовериться, что он следует за ней.

Монтгомери размышлял, не стоит ли отправиться в библиотеку и закончить составление списков необходимого оборудования, но отказался

от этого. Со вчерашнего вечера, когда он решил, что лучше сохранить целомудрие, чем отправиться в постель к незнакомке, было ясно, что этого разговора не избежать.

Похоже, Веронику сердило такое решение.

Однако первый вопрос, который она задала ему, когда Монтгомери последовал за ней, оказался совсем иным.

— Вы возвращаетесь в Америку?

Монтгомери вошел в гостиную — просто, без изысков обставленную комнату, прямую противоположность той, где был заключен их брак.

Вероника сжала руки перед собой и подняла на него глаза.

— Вы берете меня с собой?

— Что заставило вас подумать, что я поеду в Шотландию без вас?

Облегчение отразилось в ее взгляде так мгновенно, что, если бы последние четыре года Монтгомери не изучал людей, находившихся под его началом, не заметил бы этой перемены.

— Когда мы отбываем? — спросила Вероника, прижимая ладони к бокам.

— Сегодня днем, — ответил Монтгомери, сознавая, что должен был сообщить ей об этом раньше.

Но он столько лет думал только о себе и так привык к этому, что ему еще предстояло усвоить: следует принимать во внимание и потребности окружающих.

— Поезд отправляется в два. Вы будете готовы к этому времени?

Вероника кивнула.

Монтгомери подошел к софе, стоявшей под прямым углом к камину. Обтянутая зеленой тканью с цветами, на его взгляд, она обнаруживала слишком женский вкус. Вполне возможно, что в Англии гостиная находилась в ведении женщин.

Вероника не села рядом с ним. Вместо этого она осталась стоять лицом к нему и повторила свой первый вопрос:

— Вы возвращаетесь в Америку?

— Почему вы спрашиваете?

Вероника шагнула к нему, потом еще раз и остановилась, только когда оказалась на расстоянии вытянутой руки от него.

— Почему вы обеспечили мое будущее?

Монтгомери не ответил, и она продолжала мрачно смотреть на него и стоять перед ним, как если бы он был мальчуганом в коротких штанишках, а она отчитывала его за провинность. А ему не особенно нравилось, когда его отчитывали.

Монтгомери откинулся на спинку софы, сложил руки на груди и посмотрел на нее.

— Вы очень хорошо позаботились обо мне, Монтгомери. Это на случай бегства?

— Бегства? — спросил он удивленно. — Я просто позаботился о вас, Вероника, — добавил Монтгомери. — И будьте этим довольны.

С минуту она внимательно изучала его лицо, будто не доверяя словам.

— Вчера вы не пришли ко мне, — снова удивила она его.

Монтгомери никак не мог привыкнуть к ее прямолинейности. Вероника даже не думала

кокетничать. И не пыталась укрыться за двойственностью выражений. Она шла напрямик и говорила что думает.

Женская хитрость и ухищрения не действовали на него, зато такая прямота зачаровывала. Как и голос. Ее шотландский акцент и то, как она произносила слова, заставляли их звучать по-новому, будто он только начинал учиться английскому языку и понимать его.

Как, черт возьми, ответить на ее жалобу?

— Я не готов лечь в постель с незнакомкой, — сказал он, не пытаясь скрыть правду.

Вероника продолжала молча смотреть на него и только несколько раз моргнула.

Неужели она питала к нему какие-то чувства? Или, Боже упаси, он начинал верить, что она обладает каким- то «даром»?

— Разве мы не перестанем быть незнакомцами, если вы постоянно избегаете меня?

— Я не избегал вас постоянно, — сказал он. — Еще не минуло и дня, как мы женаты.

— Прошел целый день, — ответила Вероника, бросая взгляд на часы на каминной полке.

— Вы всегда такая спорщица?

Вероника обдумала его вопрос и ответила:

— Думаю, так было, когда я жила с родителями. Мой отец поощрял дебаты. И я часто начинала спорить с ним и высказывать противоположную точку зрения, только чтобы доставить ему удовольствие.

Прежде чем Монтгомери собрался ответить, она сделала еще один шаг к нему.

— Вы даже не поцеловали меня.

— К чему мне было вас беспокоить?

Вероника снова смотрела на него, недоуменно моргая.

— Вчера вечером вы сказали, что я вас беспокою.

— О Господи, Монтгомери! Вы американец. Вы так не похожи ни на кого, с кем я до сих пор встречалась. Вы чужак. И было бы странно, если бы меня это не беспокоило.

— И все-таки вы хотели, чтобы я пришел к вам в постель.

— Я новобрачная. И предполагается, что вы должны были это сделать.

— Неужели?

— А вы не знаете?

У Монтгомери возникло искушение продолжать поддразнивать ее, чтобы услышать, что она скажет. Она его забавляла, против всех его ожиданий.

— Поцелуй? Это все, чего вы хотите?

И, не давая ей возможности ответить, Монтгомери потянулся к ней, схватил за юбку и привлек к себе так, что она рухнула к нему на колени.

Мгновение ее руки трепетали в воздухе, пока он не обхватил ее за талию.

— И чем же я отличаюсь от других?

По-видимому, Вероника не была готова ответить на этот вопрос, поэтому просто пристально смотрела на него.

Монтгомери заставил ее запрокинуть голову и, сосредоточив все свое внимание на лице, увидел, как оно порозовело под его взглядом. Потом Монтгомери опустил голову.

— Я виргинец, — заявил он. — Вы не можете бросить вызов виргинцу и надеяться, будто он его не примет.

Ее глаза широко раскрылись.

— Полагаю, вы охвачены страстью. — Он наклонился и легонько поцеловал ее. — Или по крайней мере полны романтических чувств.